Читаем Аккрециозия полностью

Какая ничтожная на самом деле цена одиночество. Стоило реальности развалиться в столкновении с неизвестным, как одиночество перестало быть нужным. Сразу же захотелось забиться в световой загон. В ненужные разговоры и сопереживания с другими.

Я прислушался. Руки убрав в карманы.

Тишина.

Шелест фотосферы, рассыпающей мягкие лучи вокруг. Гул машин и натужные, гулкие стоны корабля. Стоило привыкнуть к этому, вспомнить каждый ранее слышимый звук как вновь рассыпался девичий смех, будто напев, отраженный от озера Ичи, пришедший из вязкой пелены тумана.

Ужас парализовал меня во мгновение. Мысли пропали, их попросту сдуло. Вновь рыскал кипучий холодный ветер из предгорий на Дубовой Теснины. Колкий и пронизывающий.

Один на один с неведомым. И что же ты будешь делать?

Но я стоял как вкопанный, с руками в карманах, на перепутье. Постепенно белея еще больше. Становясь белее мела.

Смех этот, судя по всему, находился где-то в переде в зеве тоннеля, среди капсул. Я бежал от нее как можно дальше, чтобы найти ее вот так — здесь. Эта вязкая мысль меня обожгла.

Фотосфера послушно заглянула в провал коридора сновидений, пока я стоял, распрямившись руки сжимая в карманах. Выглядел, наверное, комично в своей невозмутимости.

— Над чем ты смеешься? — чуть слышно, сказал я в пустоту, и голос мой предательски задрожал. — Что тебе нужно?

В ответ была долгая мучительная тишина.

— Насмехаешься, даже мертва. Покажись. Выйди ко мне.

Никто не ответил.

— Ты смеешься над тем, чего не понимаешь. — сказал я уже тверже.

Справа треском пискнул панель, напоминая о том, что все еще ждет авторизацию. От испуга я аж подпрыгнул. Совсем забыл, что включил ее.

— Ах-ха-ха-ха… Не смеши. — гулко сказала она.

Грязно выругавшись, я так и замер с занесенной над экраном панели рукой.

Над чем она смеялась?

В тяжелом, физически ощутимом молчании я напрягал глаза, вглядываясь в темноту по ту сторону серой мглы. Мне начало казаться, что вижу там неясные тени. Слух стал острее. А сам весь напрягся, не зная куда бежать. Далеко впереди, что-то мигало проблесковым маячком.

Наконец вспомнил, что могу спастись.

Что у меня есть верный друг и помощник. Сам Спичка.

Дрожащими руками на смартфоне запросил сопровождение у корабля. И тут же стал весомой точкой в недрах его систем заботы. Сфера мягко зависла надомною, впереди начали зажигаться лампы, разгоняя темноту. Затем свет выровнялся. Теперь у меня был свой световой загон.

Заблестели ряды капсул. А ближайшая ко мне, определив меня охотно предложила войти в сон. Затем подумала лучше и выдала мне распоряжение первого пилота о запрете сновидений и вежливо попросила обратиться к Жикривецкому. Заботливо выдав мне порцию таблеток.

Таких же фиолетовых пилюль. Спать мне не хотелось, но пилюли я взял.

Заработала вентиляция. Воздух стал свежим. Заметно потеплело. Спичка ожил, превратился в привлекательный и уютный корабль.

За границей темноты смех разразился с новой силой. Захлебываясь, переходя в писк и хрюканье.

Это был другой голос. Не похожий на первый.

Внутри отлегло.

Медленно, вслушиваясь внимательно, я двинулся вперед вдоль рядов капсул. Сфера последовала на мной. Впереди загорались все новые и новые огни, увеличивая горизонт моего присутствия. И также безучастно гасли позади, водворяя темноту.

— Тише. Тише ты. — начал шикать второй голос. Уже понятный и знакомый. — Не смейся. Кто-то идет.

Затем из-за поворота, в конце коридора, куда еще не дошли лампы показалось настороженное лицо Лены. Я сделал еще пару шагов вперед и свет над ней загорелся. Мы встретились взглядом. Лицо у нее было красное, а глаза блестели.

— Я же говорила, что это Тёма. — сказала она кому-то. — Кто еще может тут шляться?

Посмотрела на меня внимательно, немного щурясь и махнув на свет вокруг сказала:

— Отключи пжл.

За углом, в углублении, за одной из последних капсул на полу сидела Лида. Красная от смеха он держалась за живот, прислонившись к переборке отсека. Помахала мне.

— Садись с нами. — сказала она.

Неохотно я отключил сопровождение корабля и сел рядом, у прохода. Сфера погасла, перейдя в режим ожидания и мы оказались в полной темноте. Между нами, на полу стояла колба. Лена покрутила ее, и та залилась зеленоватым светом. Очертив наши силуэты в темноте, разбросав вытянутые тени.

— Все маешься, бедный. — Лена сочувственно погладила меня по коленке.

— Что вы тут делаете?

— Прячемся. — ответила Лена. — Со всем этим… Вообще нервы на пределе.

Я кивнул. Рассказывать о том, что происходило со мной чуть ранее не стал. Наконец я смог рассмотреть то, что было на полу между ними. Рядом с колбой была маленькая ступка с желтой пастой. Небольшой термос, крышка его была приоткрыта, и над ним вился пар. Зажигалка и пачка сигарет, а также свернутый прозрачный пакетик с белым порошком, отливающим серебром в свете колбы.

Лида с Леной загадочно переглянулись.

— А. — ответил я на это. — Фацелия. Когда шалят нервишки…

— Мы знаем, ты не любитель.

Меня это удивило.

— Откуда?

Лида хотела сказать что-то, но вдруг передумала. И сказала совсем другое.

— По тебе видно. Не хочешь попробовать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза