Читаем Аккрециозия полностью

— Не-не. — сказал он. — И так дичь снится. А с них еще и проснуться не можешь.

Его каюта тонула в полутьме при слабом свете торшера. Всюду были разбросаны книги. По одиночке или целыми башнями-стопками. На столе бардак. Остатки еды, тарелки с крошками, с десяток кружек. На полусфере экрана над креслом мерцали метаморфозы эквалайзера. А откуда-то из-под подушек доносилась тихая музыка, из потерянных там наушников.

Коля быстро привел себя в порядок. Переоделся во что-то свежее, что еще не лежало мятым в куче вещей в углу.

— Нужно поддерживать форму. — словно оправдываясь сказал он мне, рассматривая себя в зеркало. — Так есть шанс не отъехать. Придерживаясь правил.

Затем он умылся, причесался. Хотел было побриться, разглядывая себя в зеркале, но махнув рукой взял с полки бутылку коньяка и поманил меня за собой.

Мы молча шли сквозь коридор пустых кают. Как и в прошлый раз. Только теперь удалясь от гостиной все дальше и дальше. Прошли почти до последней. Дверь в нее была приоткрыта, на полу косая полоска света приглашала войти внутрь. По ней оттуда выбирался запах табака и сигаретного дыма.

Коля постучался. Через мгновение дверь распахнулась.

Нас встретил Жикривецкий Олег. Розовощекий и улыбчивый он блестел своей лысиной нам навстречу в зубах сжимая сигарету. С секунду изучал нас мутным взглядом, затем почесал легкую щетину, будто раздумывая. На что Коля показал ему коньяк.

— Мы присоединимся?

— Конечно. — еще шире улыбнулся Олег. — Заходите.

Дверь, бросив на распашку сам ушел быстро вглубь комнаты.

— Игорь, — похлопал он Фадина по плечу, проходя мимо. — Молодняк составит нам компанию. Не против?

Фадин сидел за столиком в желтом кресле, в клубах дыма, что еще не успел рассеяться. Перед ним был высокий круглый столик с шахматами. Напротив, еще одно пустое кресло. Оно выглядело слишком новым, будто на него никогда не садились. Щурился, просматривая следующий ход.

Слева, рядом со входом низкий прямоугольный столик из черного стекла, у стенки мягкий диван из черной кожи.

Конечно, — ответил Фадин. — Всяко лучше.

Жикривецкий никак не мог усидеть на месте. Играла легкая музыка и под нее от курсировал по каюте, что-то изображая, со стаканов в руке и сигаретой в зубах. На нём был махровый халат и мягкие тапочка. Из-под халата выглядывала белая майка.

В каюте было чисто и опрятно. Все убрано и подчинено какому-то невидимому правилу. Даже закуске на черной гладе стола ему следовали. Только за реечной ширмой, в дальнем углу, на не заправленной кровати лежало, выставленное на всеобщее обозрение красное нижнее белье.

Как бы небрежно, как будто случайно брошенное. Лиф, подвязка и трусики.

Но даже в этом читался один и тот же подход. Одна и та же рука.

Мы с Колей понимающе переглянулись. В остальном в этом не было ничего необычного.

Единственное, что не вписывалось в эту картину — знакомый чайничек, на прикроватной тумбе. Даже через смог табака в помещении, можно было расслышать легкий аромат Фацелии.

Фадин сделал ход и убрал фигуру с доски. Жикривецкий, в своем вояже по комнате остановился напротив него. Постоял секунду. Сделал свой ход и также убрал фигуру. Затем двинулся дальше в сторону небольшой кухни, что пряталась за барной стойкой, прямо напротив кровати. Оставив Фадина думать, он достал еще бокалы.

Мы же приземлились на диван за длинным столиком. Рядом с разворачивающейся партией.

Тут же рядом возник Олег с уже наполненными бокалами. На стол добавив еще закусок. Потом принес порезанный лимон и сахар.

«Будто бы никуда и не улетали.» — подумал я.

Все в это каюте было обыденно и слишком безмятежно. Как тянущийся к свету струящийся дым. Ход за ходом. Слово за слово. Все текло своим чередом, оставляя подвешенный в воздухе тягучий след. В мыслях я все прокручивал тот самый потусторонний смех. Отчего мне еще больше стало не по себе.

Залпом осушил бокал, затем второй. Затем закурил.

Развалился на диване и стал рассматривать потолок. Мне виделось в узорах пятен света, в рассеянных клубах дыма стаи парящий птиц. Они то кружились стаей, то мерно парили высоко в небе. То вдруг собираясь одной черной тучей растворялись на свету.

Странно тянулось время. Коля напивался уверенно, спрашивая попутно у них всякую ерунду. Сама эта картина для меня была чистый сюр. Почему никто низ не реагирует. Птицы стали одною шестикрылой звездой и вовсе пропали, стоило моргнуть.

Почему всё так чинно. Даже Спичка, казалось, притих и перестал гудеть.

Мне кажется, судя по тому, что я нигде больше не видел Олега. Они с Фадиным как только проснулись, тут же начали запираться здесь вечерами и напиваться.

С другой стороны, что еще было делать. Это вынужденная остановка. Необходимость бодрствовать без возможности идти своей дорогой. Остается только ждать и убивать время. Участь, принятая ими с величайшим смирением.

Когда мы вылетали, помнится, я заприметил у Олега целый мини-бар с собой. Но тогда так и не понял, зачем ему это нужно.

Теперь вопрос отпал. И я ещё раз убедился, что он профессионал своего дела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза