Читаем Аккрециозия полностью

Она из кармана комбинезона достала другой пакетик и кинула его мне. Пухлый, невесомый, набитый свежими, налитыми соком цветами насыщенного лилового цвета. Яркие лепестки с красными прожилками и желтой сердцевиной, полные жирной пыльцы. Покрутив его в руках, отдал ей обратно.

— Не.

— А чего? Мы же перед стазисом пьем. — она постучала по одной из капсул. — Полезно же, наоборот.

Фацелию промышленно выращивали во многих мирах. Перерабатывали, деактивируя психоактивные вещества создавали из нее удобное и безопасное снотворное для переноса стазиса.

— Не в таком виде. — кивнул я на ступку. В раскрытой ладони показывая блестящую пилюлю. — То, что мы пьем, это, по сути, успокоительно и легкое снотворное.

— А как тогда на нём можно продержаться весь полет? — с изумлением спросила Лена.

— Там такое же искривляющее поле, как и в двигателях, только в разы слабее. В нем процессы идут медленнее. По сути, ты спишь свои обычные восемь часов. Вот и весь фокус…

Лена вскинула брови.

Она сидела, скрестив ноги, на пол положив удобный коврик для йоги. На ней был белый топ. Волосы черны распущены, вьются до плеч. Глаза зеленые, взгляд цепкий. Лукавый. Губы тонкие.

— Мне казалось, что это специальный сон, наподобие транса, потому и фацелия. Точно не будешь с нами?

— С порошком интереснее? — спросил я.

— Ага. — сказала Лида.

Лена развернула пакетик, взяла щепотку серебристого порошка, вкинула его в ступку, будто посолила. И принялась толочь.

— Фацелия, вообще, как говорят… — начала она, усердно работая пестиком. — цветок, который ведет на ту сторону. В более тонкий план бытия.

— Ага. — сказала Лида.

— В части культур, — продолжила Лена. — Есть представления о тропе из цветов. Если нашел такую, то знаю, что по ней ходят мертвые на ту сторону и обратно. Такие места священны. А этот цветок-проводник.

— А тропа из пакетиков от стимов, что значит? — кивнул я на пакетик. — Что рядом рейв?

— Задушил. — сказала Лида. Лена же рассмеялась, превращая содержимое в ступе в желтую пасту.

— Стимы нужны для контроля. Если просто выпить отвар, то получишь транс на несколько часов. А если со стимами, то все будет наяву. Можно будет путешествовать внутри видений.

Лена достала маленький чайничек с ситечком и соскребла туда ложкой вязкую пасту.

— Также, с использованием Фацелии, известно множество обрядов. Ее использовали гадатели и маги в разных культурах.

— Ага. — сказала Лида. — Можно связываться с сущностями из других миров.

— Интересно.

Мне нравилось с каким сосредоточенным усердием она готовила отвар. Как были точны и красивые все ее движения. А во взгляде читалась спокойная уверенность.

— Сам цветок, найден, кстати, на разных не связанных между собой планетах. А вот культуры аборигенов, которые находились на некоторых из них имеют множество схожих черт. Так что тут не все так однозначно.

— Они между собой через транс общались? — спросил я.

— Ага. — сказала Лида. — Еще до того, как эти культуры были открыты. Без какого-либо межзвездного сообщения.

— Люди, которые упарываются, чем-то определенным нередко друг на друга похожи. Так их и можно выделить из толпы. — говорю.

— А то, что это разные планеты? Не связанные между собой никак? — Лена внимательно посмотрела на меня отложив приготовление к церемонии, так что мне даже стало как-то неловко. — Разные условия, разные биомы, нет технологий для межзвездного сообщения. Это как объяснить?

— Несколько волн заселения, например. Вот также провезли с собой энтузиасты. Вместе с тем же набором идей.

— Неправда. — сказала Лена, в руке показал пакет с порошком. — Мы бы рассказали им и об этом тоже.

— Ага.

Только сейчас я обратил внимание, что Лида лежит под приборной панелью одной из капсул, руки скрестив на груди.

— Мы вообще, это не просто так устраиваем. — голос Лены вдруг стал серьезным.

Она осторожно, тонкой струйкой кипятка из термоса пролила пасту в ситечке. А затем накрыла чайник маленько круглой крышечкой. В воздух взвился тонкой струйкой незнакомый аромат. Сладковатый, отдаленно напоминающий смородину. Лида тем временем устроилась поудобнее, расстегнув верх своего комбинезона.

— В космосе вибрации лучше различимы. Эфир чище. — сказала Лида, убирая волосы в хвост. — Здесь такое единение с бездной. Зря ты не хочешь попробовать. Вдалеке от всех переживаний, представляешь, на планете вокруг постоянно миллиарды чужих мыслей, желаний, вибраций. Ничего не услышать из-за них. А тут мы одни. Это ли не та самая тропа. Представляешь?

— Представляю.

— Не сердись Тём. — сказала Лена, рассматривая кружки. — Но мы это делаем ради неё.

Тут, глядя в ее ясные, полные решимости и уверенности глаза я охуел.

— Мы знаем, что ты не причем. — сочувственно сказала Лида. — Но, может быть, нам удаться связаться с ней. Выяснить что-нибудь…

Я посмотрел на свои руки, пытаясь найти в них дрожь. Найти в них сухость и колкость в кончиках пальцев. Мне не верилось в то, что происходит. Ища эти симптомы, я искал Пандорум. Но ничего не было. Психоз не пришел. Впервые, когда он так был нужен. Чтобы хоть как-то объяснить себе происходящее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза