Актёрский роман

Но он уже заподозрил её в имитации душевности, и соответствующее выражение возникло на его лице. Евгения Таганцева всё поняла и быстро, как кошка, влепила ему пощёчину:

- Не смей на меня так глядеть!

- Я гляжу так, как ты того стоишь! - процедил сквозь стиснутые зубы он.

И она отшатнулась с маской изумления на лице и в следующее мгновение с тихим рыданием сдалась, но слёзы на её лице не появились, она, вообще, никогда не плакала, и в этом отношении походила на мужчину.

- Ты представить себе не можешь, что значил каждый день бояться, что ты всё узнаешь! - воскликнула она так, что Анин сообразил: всё, конец песенке.

- Не могу, - холодно согласился он, полагая, что знает, куда она клонит.

К своей измене, подумал Анин. Странно, но он уже не ревновал её; просто его бесила мысль, что Таганцева ложилась с ним в постель и нашептывала ему все те нежности, которые нашептывала старику, быть может, даже жила с ним в тот период, когда любила его? Герту Воронцову, как подгулявшую кошку, всегда прощал, а её простить не мог. Он не переносил предательства на уровне самолюбия и перестал ей верить, ставя теперь ей в вину даже то, что она так быстро отдалась ему; это попахивало отсутствием душевного целомудрия. Эдак она всем отдаётся, терзал он себя, конечно же, зная, что это совсем не так, но остановиться не мог, испытывая сладостное чувство жалости к самому себе.

- Если бы ты знал, что мне это стоило! - воскликнула она.

- Что именно? - позволил он себе полюбопытствовать из чистого интереса.

- Отношения с этим человеком, - она сжала губы так, что они стали походить на тонкий хирургический разрез. - Я, может, сотни раз себя уже убила!

- Представляю, - саркастически прокомментировал он, глядя на неё абсолютно пустыми глазами.

Он умел это делать. Базлов был в диком восторге от его фокусов с глазами и твердеющими мордовскими скулами, а Бельчонок впадала в самобичевание, публика же просто ревела от восторга. Находились, правда, такие, которые ничего не понимали и приписывали Анину чародейские свойства.

- Он спас меня, когда я загибалась одна в Москве, когда я ничего не понимала в жизни и была глупой девчонкой!

Анин обыграл её слова с той виртуозностью, которой славился в киношных кругах.

- Ах, неужели?! - И уже почти что не шепелявил.

- Вытащил из болота и сделал человеком, - продолжила она, не обращая внимания на кривлянье Анина. - Он дал мне шанс, я им воспользовалась. Мои отношения с ним были знаком благодарности, но они не были ненастоящими, а у нас с тобой - настоящее! Самые настоящие, которые только могут быть с жизни!

И заглянула ему в глаза ещё раз с той надеждой, когда решается жизнь, но ему не хватило одного единственного мгновения, чтобы изменить своё мнение. И Евгения Таганцева всё поняла.

- Паша, прости меня! - закричала она в ужасе и закрыла лицо руками. - Прости!!!

И он не мог устоять, чтобы не вывернуть из себя трагедийный жест, который жил в нем на уровне рефлекса.

- Бог простит, - ответил мерно, по слогам и пошёл вниз, чувствуя спиной её взгляд.

- Паша! - кинулась она. - Паша! Я люблю тебя! - крикнула она в пустоту лестничного пролёта. - Я не могу без тебя!!!

Он поймал себя на том, что подспудно хочет испытать эту самую её любовь. Прыгнет или не прыгнет? - думал цинично, спускаясь по степеням вниз, и когда уже почти оказался на первом этаже, мимо промелькнуло что-то с коротким криком, и раздался такой удар, когда из ведра вываливают глину.

Анин перешагнул и под удивленным взглядом охранника вышел наружу.

***

Кто-то ядовито нашептывал по ночам, мол, ты сам снимался по протекции Сапелкина! За что же ты её так, как Женю? Нечего корчить из себя чистоплюя!

'А-а-а!' - Анин вскакивал в холодном поту, бессмысленно пялился в крымскую темноту, всё ещё слыша в ушах этот вкрадчивый голос, а потом, шаркая, как старик, добредал до холодильника, чтобы накатить сотку холодненькой и сладенькой и остудить душу. Только это и спасала, а ещё холодной море, в котором бездумно плавал часами, качаясь волнах и глядя в низкое, серое небо.

В Кацивели по вечерам отправлялся в бар рядом с гостиницей 'Бристоль', где играл с приблатнённой Люськой, стервозного вида, высокой, худой блондинкой, с кожей цвета меди и с порочным шрамом в углу верхней губы, справа.

Люська ходила вокруг стола осторожно, как кошка, задевая Анина тощими бедрами и оставляя после себя послевкусие вопроса: 'Когда?.. Когда ты на меня обратишь внимание, столичная штучка?! Уж я одарю тебя развратной любовью по полной!'