Актеры-любители

— Ну, длать нечего… пожалъ плечами Плосковъ, и когда Дарья Терентьевна и Люба, простившись со всми участвующими въ спектакл, отправились одваться въ прихожую, пошелъ ихъ провожать туда.

Въ прихожей Плосковъ суетился около нихъ, старался укутать Любу, подалъ Дарь Терентьевн калоши и просилъ даже позволить надть ихъ ей, но та наотрзъ отказала ему въ этомъ, говоря:

— Да что вы, лакей, что-ли? Нтъ, нтъ, я сама…

— До послзавтра, Любовь Андреевна? крикнулъ Плосковъ Люб, когда та уже уходила на улицу. — Послзавтра вдь у насъ опять репетиція.

Люба обернулась и хотла что-то сказать Плоскову, но мать пихнула ее въ спину и сказала:

— Иди, или, — не наговорилась еще. Ну, человчекъ нахальный! Вотъ ужъ въ душу-то влзаетъ! произнесла она про Плоскова, когда он вышли на улицу. — Да ладно, влзай или не влзай ко мн въ душу — все равно отъ меня теб ничего не очистится. Нахалъ!

— Господи Боже мой! Вы даже простую услужливость учтиваго молодаго человка считаете за нахальство! вздохнула Люба.

— Не защищай, не защищай! Никогда теб его не защитить.

Вернувшись съ дочерью домой, Дарья Терентьевна нашла и мужа дома. Онъ только-что вернулся изъ коммерческаго собранія, гд игралъ въ винтъ.

— Ну, что? Какой тамъ народъ въ этомъ самомъ спектакл играетъ? спросилъ онъ жену.

— Всякій. Кто съ бугорковъ, кто съ горокъ, но между ними и Корневъ.

— Корневъ? переспросилъ Андрей Иванычъ. — Ну, значитъ, вс Мукосевы будутъ на спектакл, а будутъ Мукосевы, такъ прідутъ и Ячменниковы, Аладьевы тоже будутъ. Они всегда компаніей здятъ. Общество, стало, будетъ хорошее.

— Только изъ-за Корнева и позволяю Люб играть, а то увезла-бы ее съ половины репетиціи и ужъ больше никогда-бы ее туда не пустила. Ты знаешь, Андрей Иванычъ, я устроила такъ, что она въ одной пьес съ Корневымъ играетъ.

— Да что ты!

— Ей-ей… И Корневъ былъ такъ съ ней любезенъ, водилъ ее подъ-руку, училъ, какъ нужно играть роль. Очень, очень былъ къ ней внимателенъ.

— Ну, что-жъ… Это хорошо.

— Что-жъ тутъ хорошаго? Вотъ ужъ совсмъ не интересенъ, отвчала Люба.

— Корневъ-то неинтересенъ? Хе-хе-хе… засмялся Андрей Иванычъ. — У отца его нсколько милліоновъ состоянія, а ты: не интересенъ!

— И вотъ она все такъ… подхватила Дарья Терентьевна. — Какой-нибудь голоштанный банковскій чиновничишко, въ род этого Плоскова, такъ она — та-та-та, такъ передъ нимъ и лебезитъ, этотъ ей интересенъ, а про Корнева сметъ говорить, что онъ не интересенъ.

— Да вдь вы говорите про милліоны, а я про человка.

— Молчи. Дура и ничего не понимаешь. Конечно-же, тутъ ничего не можетъ быть серьезнаго съ Корневымъ, я объ этомъ и не думаю, но, все-таки, когда ты съ нимъ въ компаніи, ты на виду, да и вообще пріятне быть въ аристократическомъ купеческомъ обществ, чмъ, Богъ знаетъ, среди кого.

— Врно, врно… прибавилъ Андрей Иванычъ. — Мукосевы, Ячменниковы, Анальевы, — вс они тоже актерствуютъ. А это, матушка, биржевые тузы. Познакомишься съ ними черезъ Корнева и тогда они могутъ перетянуть тебя въ ихъ кружокъ. А въ ихъ любительскомъ кружк будешь играть, такъ это ужъ совсмъ хорошо.

— Да почему хорошо-то, почему? приставала Люба къ отцу.

— А ежели ужъ ты такъ глупа, что и этого не понимаешь, то ступай спать! строго сказала Дарья Терентьевна дочери и, въ свою очередь, отправилась въ свою спальню раздваться.

Андрей Иванычъ шелъ сзади Дарьи Терентьенны и бормоталъ:

— Все она отлично понимаетъ, а только любитъ поюродствовать и попротиворчить.

XIII

На вторую репетицію спектакля Дарья Терентьевна не похала, у ней болла голова, а Любу отпустила одну, хотя и скрпя сердце и съ приличными наставленіями. — Ну, позжай, сказала она. — Только Бога ради будь подальше отъ этого Плоскова. Ну, что онъ теб!

— Да вдь нельзя-же, маменька, бжать отъ человка, какъ отъ чумы, ежели онъ въ одномъ со мной спектакл играетъ. Такой-же актеръ-любитель, какъ и я, отвчала Люба.

— Бгать тебя никто отъ него не заставляетъ, а вдь у васъ сейчасъ какія-то хожденія подъ-руку начинаются. Просто удаляйся отъ него.

— Я не понимаю, что вы находите худаго въ хожденіи подъ руку.

— А то, что это не балъ. Двушка не должна быть наедин съ мужчиной и не должна съ нимъ перешептываться.

— Однакоже, когда Корневъ взялъ меня подъ руку, вы ничего про это не говорили.

— Корневъ и Плосковъ! Вдь это-же, я думаю, мать моя, ты сама знаешь, что такая разница, какъ небо и земля. Впрочемъ, ежели ты такъ будешь говорить, то я тебя и совсмъ не пущу на репетицію. Оставайся дома!

— Да я что-же?.. Я ничего не говорю… смущенно пробормотала Люба.

— Дай мн слово, что ты не будешь съ этимъ Плосковымъ наедин…

Люба пожала плечами и отвчала:

— Ну, хорошо… Ну, извольте…

Люб дали кучера. Она похала на репетицію безъ сопровожденія горничной, но на своей лошади… Провожая Любу, Дарья Терентьевна опять сказала:

— Да не засиживайся тамъ на репетиціи, а скорй домой… Ты даже вотъ что… Ты попроси этого офицера, чтобы ваши пьесы первыми отрепетировали. Кончишь репетицію и позжай домой. Лучше всего скажи объ этомъ Корневу. Онъ устроитъ.

— Да хорошо, хорошо.