Актеры-любители

— Нтъ, нтъ, баринъ. Я говорю правду. Съ чего-же мн скрывать?

Андрей Иванычъ вошелъ въ комнату Любы. Люба лежала съ книгой въ рукахъ и компресомъ на голов.

— Здравствуй, сказалъ онъ. — Больна?

— Еще-бы быть здоровой! отвчала Люба, не перемняя свою положенія. — Погодите, еще чахотка будетъ, въ гробъ уложите.

— Ну, ну… Изъ-за всякаго мальчишки да еще чахотка! пробормотала мать.

— Ежели больна, то не послать-ли за докторомъ? участливо спросилъ отецъ, прикладывая свою руку жъ голов дочери.

— Доктора отъ этихъ болзней не лечатъ, вздохнула та.

— Пойдемъ обдать.

— Не могу.

Люба не вышла и къ обду. Обдъ послали ей въ ея комнату. Вмст съ обдомъ горничная подала ей и записку отъ Плоскова.

— Баринъ самъ принесли и на черной лстниц отвта дожидаются.

Люба быстро разорвала конвертъ. Плосковъ писалъ:

«Милая, добрая, сердечная, безконечно дорогая Любочка! Записочка твоя оживила меня и указываетъ путь къ счастью. Люба любитъ меня! Люба ршается быть моею! Люба согласна уйти изъ-подъ родительскаго крова и обвнчаться со мной тайно! Ангелъ безцнный! Сегодня знаменательный день въ моей жизни. Бжимъ, бжимъ и обвнчаемся! Но для этого надо непремнно твое метрическое свидтельство. Добудь непремнно метрическое свидтельство — и тогда я изберу какую-нибудь дальнюю церковь, чтобы намъ внчаться. Но на письм переговариваться трудно. Завтра буду у всенощной въ гимназіи и стану ждать тебя, но ежели ты ко всенощной почему-нибудь не придешь, то приходи послзавтра въ часъ дня въ Пассажъ. Тамъ мы и переговоримъ. Посылаю теб милліонъ поцлуевъ и жду отвта. Твой Виталій».

Люба читала записку и мнялась въ лиц. Сердце учащенно билось, красными пятнами покрывались ея блдныя щеки, глаза искрились. Прочитавъ записку, она хотла поцловать ее, но увидала горничную, которая стояла тутъ-же и ждала отвта, удержалась и спрятала письмо въ карманъ.

— Что-же сказать барину-то? Онъ стоитъ на черной лстниц.

— Скажите, что все будетъ исполнено, поспшно отвтила Люба.

Горничная ушла. Люба еще разъ перечитала, записку и прижала ее къ губамъ.

«Метрическое свидтельство… Господи! Да гд-же хранится у папеньки мое метрическое свидтельство? прошептала она. — Ежели въ контор въ желзномъ сундук, то какъ его оттуда достать! Ни за что не достанешь… Да ежели и въ письменномъ стол въ кабинет, то тоже не достанешь, мелькнуло у ней въ голов. Неужели ломать замокъ? Вдь это ужасъ что такое»!

Посл обда, Андрей Иванычъ, по обыкновенію, удалился къ себ въ кабинетъ полежать на диван. Пришла Дарья Терентьевна и опустилась на диванъ въ ногахъ мужа. Андрей Иванычъ курилъ. Она сидла молча, но наконецъ спросила:

— Думаешь, все это обойдется? Вдь совсмъ двка закусила удила. Рветъ и мечетъ.

— Ничего не знаю… Ршительно ничего не знаю… вздохнулъ Андрей Иванычъ.

— Боюсь, какъ-бы на самомъ дл не захворала въ серьезъ. И жалко-то ее, да и нельзя согласиться на то чего она хочетъ.

— Ну, положимъ, что согласиться-то можно. Гд нынче такихъ особенныхъ-то жениховъ найдешь! Вдь и то сказать, не каторжный онъ.

— Ты, кажется, сдаешься? Нтъ, нтъ… Этого нельзя… замахала руками Дарья Терентьевна. — Чмъ имъ жить будетъ? Помилуй…

— Ничего я покуда не сдаюсь, а говорю, что ежели она долго не успокоится — и, въ самомъ дл, хворать начнетъ. Зачмъ-же, въ самомъ дл, быть врагомъ дочери? А что насчетъ того, что чмъ имъ жить — поможемъ какъ-нибудь. Все-таки вдь жалованье получаетъ онъ, съ наградами-то тысячи дв съ половиной иметъ. Ну, положимъ, ежели не выдавать ей на руки ея приданныхъ двадцать тысячъ, а положить-только на ея имя, чтобы она пользовалась процентами — вотъ ужъ у нихъ еще тысяча рублей есть.

— Ахъ, Андрей Иванычъ, что ты говоришь! опять вздохнула Дарья Терентьевна.

— Я говорю про крайній случай.

— И въ крайнемъ случа не хорошо. Дв съ половиной тысячи да одна — три съ половиной. Ну, что такое три съ половиной тысячи, ежели у нихъ дти пойдутъ!

— Ахъ, Боже мой! Да вдь подвигаться по служб-то будетъ. Ну, похлопочемъ за него…

— Андрей Иванычъ, да ты, кажется, ужъ совсмъ?..

— Ничего я не совсмъ.

— Какъ не совсмъ? Ты такъ спокойно. Нтъ, нтъ… Люба привыкла къ роскоши.

— Ну, у себя въ контор дамъ ему занятія. Въ банк, онъ днемъ, а у меня по вечерамъ. — Помощникъ бухгалтера у меня есть-же и получаетъ тысячу двсти, — ну, вотъ это жалованье ему. Пусть трудится.

— Ахъ, не такого я себ прочу зятя!

— А какого-же? Чтобы съ неба звзды хваталъ?

— Андрей Иванычъ! Я съ тобой въ серьезъ, а ты въ шутку!..

— Да въ чемъ-же тутъ шутка-то?

— Ахъ, оставь пожалуйста.

Дарья Терентьевна надулась и вышла изъ кабинета мужа.

XXVII

У Любы только и мыслей было, какъ-бы добыть свое метрическое свидтельство. Дло въ томъ, что она не знала даже, гд оно хранится. Задать объ этомъ вопросъ отцу, хоть-бы при другомъ разговор, она боялась, опасаясь, что отецъ догадается о задуманномъ ею план, и потому ршилась попытать мать, считая ее попростовате. Разговоръ о метрическомъ свидтельств Люба начала съ матерью издалека. Передъ сномъ, когда Дарья Терентьевна зашла къ Люб въ комнату, чтобы проститься, Люба, все еще лежавшая съ компресомъ на голов, спросила ее: