Акценты и нюансы

Всё, что не запрещено, обязательно происходит.

Давай рискнём не ограничивать момент обретения чуда рамками.

Пусть себе время, проходя, по асфальту подошвами шаркает –

сентябрь в последние дни категорически безысходен.

Пусть себе, пусть…

Грусть – грустящим,

журавлям, как водится, клины.

Нам же, пожалуй,

"немного солнца в холодной воде",

и парк дремотный, который наполовину раздет,

и твоя ладонь,

лёгшая

мне

на спину.

Мы оба знаем, что будет позже – позже будет отнюдь не поздно,

ведь преимущество среднего возраста в том,

что время можно не торопить.

Всё, что не запрещено,

постепенно собирается из крупиц –

и превращается в мир для двоих

или,

нередко, – в звёзды.

Говори…

Что угодно – мне важно тебя слышать,

как тебе важно накручивать на палец

шёлком текущую прядь

оттенка выспевшего каштана

и на мои ладошки дышать.

Вечер на нашей стороне – не торопясь, подбирается ближе.

Всё, что не запрещено, обязательно происходит.

Собственная вселенная подчиняется законам, придуманным для двоих.

Значит, в едином ритме двух тел, доверчивых и нагих,

момент обретения чуда предсказуемо бесповоротен…

Я не знаю, зачем

Не люби меня по завету – как всякую ближнюю.

Я не знаю, зачем в этом будущем пахнет вишнями –

может, кто-то неловкий пролил рубиновый сок?

Я не знаю, зачем мы заполнены третьими лишними,

осторожностью слов и незрелыми полустишьями –

но, как следствие, вместо губ

ты целуешь меня в висок.

Ток…

Под губами твоими ток – ты чувствуешь, ближний мой?

Лихорадит обоих, но мера пока не превышена.

Да, мы оба несём в себе зрелую память выжженных –

догоревших дотла и восставших из пепла фениксов.

Знаешь, каждый из нас пожелезней иного феликса,

но ладони моей уютно дремать под твоей рукой.

Зной…

В этом будущем страсти по счастью варятся.

Слева дальний смеётся, зовёт чью-то юность Варенькой,

обнимает за плечи и греет к душе проталинки.

Видишь, время как время – ничуть не хуже других.

Идеалы недели.

Низверженные страдалицы.

Ты уже осознал привкус вечности, выпитой на двоих?

Тих…

Этот вечер тих, как и все, что сбудутся.

Я не знаю, зачем мои пальцы так пахнут вишнями.

Ты целуешь их поимённо, слушая кровоток.

Не люби меня отстранённо – как всякую ближнюю…

Ветер, к ночи уставший, всё тише шуршит афишами.

Прорастают дома на пустых безымянных улицах –

забавляется временем кем-то забытый бог…

Вечер шёлково и покорно спадает с плеч

Вечер шёлково и покорно спадает с плеч,

обнажая тонкость ключицы, стекает ниже.

Открывается в прикасаньях иная речь,

наливаются междометья, и жажда нижет

эти сочные ягоды смыслов в гортанный всхлип.

Эмигрируют пальцы в тайные ойкумены.

В жарком времени нет зазоров – прошиты встык

и тела, и минуты, дышащие вербеной.

Обнажённей, чем кожа, лишённая покрывал,

и весомей, чем долгое слово сакральных знаний,

только взгляд человека, который уже узнал

о твоём таланте легко уводить за грани.

В новом времени амазонок ярится стон –

бесполезно держать стихию, огонь не шутит.

На пороге большого взрыва огонь взбешён,

и, как всякое чудо, банальному неподсуден.

…Находи меня после, выманивай лаской рук –

я не знаю, кем буду, какое надену имя.

Бог негромкого времени ждёт, охраняя круг,

тихо дремлет огонь, который вот-вот обнимет…

Но ромашки растут, распускаются васильки

В одну из ночей, задремав под защитой его руки,

ощущаешь внезапно какой-то внутренний рост,

прислушавшись, понимаешь –

это ромашки и прочие сорняки,

проросли сквозь прочнейший панцирь,

пробились-таки,

и время само себя ухватило за хвост.

Ночь, замкнувшись, стала вечностью и кольцом,

звёзды ссыпались льдинками в чей-то пустой хайболл.

Он в тебя обращён, он готов стать твоим близнецом –

вас Творец вырезал из неба одним резцом,

а потом обронил с ладони на произвол.

Но вы всё же нашлись – на счастье ли, на беду,

отыскали друг друга, единой душой срослись.

Твоё имя будет последним, упомянутым им в бреду,

его имя в тебе будет биться с прочими наряду,

когда, оступившись, ты камнем сорвёшься вниз.

Но ромашки растут, распускаются васильки

и, возможно, случится какой-то иной исход.

А пока ты уходишь в полёт под защитой его руки,

и тебе снятся глупости – радуга, мотыльки,

и Господь улыбается, пряча в ладошку рот.

Проникновенное

Процесс взаимопроникновения

и познания небесконечен –

топливо для горения однажды

кончается даже у звёзд,

поэтому грей почаще ладонями

мои руки и плечи

(ты можешь делать это

пока что при каждой встрече)

и говори о птицах,

улетевших с насиженных гнёзд.

А я буду слушать тебя

и думать о чём-нибудь отвлечённом,

поскольку птицам присуще

странное свойство парить и летать,

но ты ухитришься заполнить меня

с точностью до микрона,

и время на двадцать долгих минут

станет взрывным и лимонным –

а после я попрошу, и кто-то

ещё добавит минут двадцать пять.

В сущности, всё это, конечно,

совсем не имеет значения –

мы не придумали нового

в процессе слияния тел.

Это всего лишь слова

и дразнящие прикосновения,

это всего лишь познание

и взаимопроникновение,

это всего лишь одно

из немногих щекочущих нервы дел.

Любой физический процесс

обречён неизбежно угаснуть.

Топливо для горения

однажды кончается даже у звёзд –

но смертные люди