Акциденция

— Хорошо отдохнул… но мало. Ну, ничего, после трех Арефьич придет и меня отпустит. Да и дела пока есть еще, надо разгребаться с тем, что мы имеем по ночной облаве. Вон, у Лизы лежит список тех, кто на пристани работает. Семен Яковлевич передал. Лизавета говорит, что уж с час как прибегал мальчишка от него.

А я и не видел…

— У тебя-то как дела, стоящее что, в книге нашел? — обратился он уже ко мне непосредственно.

— Нашел, — кивнул я, — да столько стоящего, что все теперь со всем ясно стало.

— Гляди-ка ты, неужели все дела разом раскрыл? — неверяще удивился капитан.

— Да можно сказать, что так, — я подал ему найденную записку и принялся излагать свои соображения.

— Ну что, — сказал Михаил Лукьянович, выслушав меня внимательно и прочитав пару раз написанное, — все это звенья одной цепи получается, и убийства, и погромы. И сводится это к тому, что проблема у нас теперь одна, конечно, стала, но большая — банду надо ловить. И главаря ее, которым, по всей видимости, и является младший Свешников. Как хоть зовут его, еще не узнал?

— Если судить по записям «Часослова», то Александром. Но думаю, что он и имя, и фамилию давно поменял.

— Фамилию, точно — да, а вот имя может и нет, — задумчиво ответил на это капитан, — ладно, разберемся. Теперь хоть знаем с чем… ты домой вообще собираешься? — вдруг неожиданно перескочил он на другую тему, — Тебе ж на похороны, наверное, надо? Старостины вам родственниками вроде приходятся?

— Да, родней, — подтвердил я, не вдаваясь в объяснения.

А вот про похороны я забыл… не хорошо. И я спешно засобирался домой.

А там, стоило мне войти в двери, как на меня грозно надвинулась Марфа. Уперев руки в бока, она строго, как когда-то, когда мы с Павлом были детьми, а ей приходилось за нами, сорванцами, приглядывать, принялась меня отчитывать:

— Вот что ты себе удумал?! Взрослый стал больно?! Так дело не пойдет, Коля! Семья, она на первом месте должна быть у человека всегда! Живо наверх, переодеваться! Вон, и Алина уже подъехала, а ты не готов еще!

Я бочком, бочком, не возражая, проскользнул мимо нее. Но наверх не пошел, а нырнул в дверь, ведущую на задний двор, а там и до бани, надеясь, что какая-то вода в бочке осталась еще. Все ж считай сутки по сараям и подвалам лазил.

Когда поднимался к себе в комнату, то слышал, как где-то в прихожей разговаривают женщины и щебечет Маняша. Действительно, Алина с работы уже пришла, так что и мне задерживаться не стоит.

На постели, поверх покрывала, лежали наглаженные брюки и рубашка, из тех, что мне мать подложила в чемодан к форме. А возле металлической ножки стояли и коричневые полуботинки на шнурках… не мои, потому как такого у меня с собой точно не было. А значит, или дядины, или скорее, даже Пашины, если судить по элегантности вещей, подзабытой как-то уже в последние годы. Ох уж эта Марфуша! Улыбаясь, я принялся спешно одеваться.

Застегнув пуговицы на манжетах, одернул их и понял, что, а одежда-то мне великовата стала! Знать более упитанным я был до войны…

На кладбище мы ехали на бричке, на которой и привезли Алину из госпиталя. Возница, дядя Сеня, как она его называла, был мужчиной пожилым и по виду суровым, но начальницу похоже уважал, хотя и была она ему ростом по плечо, а по возрасту годилась в дочери. Все только охватывался он:

— Не трясет ли сильно, Алина Андревна? Давайте через площадь свернем, чуть подлиньше путь-то будет, но зато без пыли такой?

Марфуша, видя, что я кошусь на такое странное поведение вроде бы серьезного мужика, наклонилась ко мне и зашептала:

— Ты ж знаешь Алину нашу! На работе-то она сурова конечно, но душа-то у ей сердобольная. Губы подожмет, вроде глянешь на ней — сурьезная, а она уж давно разжалобилась, помогать надумала. У Иваныча-то внучка зимой захворала, воспаление в легком было, думали все — помрет девка. Ан нет, Алина наша выходила ее… ну, и Агапиха тож подмогнула. Только про ту говорить никому не след, вот теперь Алина одна благодарность-то Иваныча и принимает. Уж полгода прошло, а он все не угомонится… но, опять же, девоньку-то свою они почитай тогда похоронили…

Вот, опять эта Агапиха… вездесущая какая-то бабка… а так-то, уважают Алину нашу и хорошо, значит есть за что. И я, кивнув Марфуше, отстранился.

А там и доехали вскоре.

Двери в Архангельскую церковь стояли открытыми, но людей на пороге видно еще не было, и значит, отпевание покойницы не окончено пока. В сам храм ни я, ни Алина не пошли. Но вот Марфуша, не глядя на мою невестку, направилась внутрь, а дядя Сеня кепку снял и перекрестился на вход, не скрываясь.

Я с интересом покосился на Алину. Было видно, что ей это не по нраву, да и Маняшу она придержала за руку, что б та за Марфой не увязалась, но вид сделала, что вроде и не заметила ничего. Ну и правильно, что возьмешь с этих, дремучих?

Но вскоре народ из храма стал выходить. В общем-то, и народу того было не много — на улице-то перед домом, да еще когда я врача привез, колготилось гораздо больше.

Потом позвали меня и дядю Сеню, и мы, да еще двое незнакомых мне пожилых мужчин, понесли гроб к месту захоронения.