Акулы из стали. Аврал

Или эстафеты боевых смен. Вот посмотрел бы я в глаза тому, кто это выдумал – наверняка ведь замполит какой. Суть этих соревнований заключается в том, что на каждой из трёх боевых смен по кораблю ходит комиссия с секундомером и командует в первом отсеке открыть вручную клапан осушения отсека, во втором – клапан вентиляции ЦГБ (вручную, естественно) и так далее до девятнадцатого. Потом сравнивают результаты по таблице и какую-то смену объявляют лучшей, что никаких преимуществ ей не даёт. В принципе, вообще нормально и по жизни в нашей стране – объявили тебя лучшим, так хули тебе ещё надо, правильно? И после каждого вот этого прохода командир дивизиона живучести проползает все девятнадцать отсеков и проверяет, а привели ли всю матчасть в исходное и не задели ли туловищами какие-нибудь соседние клапана и манипуляторы. Потому что, бляди такие, постоянно это делают, а так-то лодка в море и вместо залихватского всплытия с дифферентом на нос и креном, стремящимся к нулю, вполне себе можно всплыть, как каракатица раком, что является форменным позором для моряка-подводника и поводом впасть в уныние не менее чем на шесть минут! Ещё, конечно, шаталась по флоту традиция лепить пельмени. От гремучей смеси злости из-за недосыпа и желания подъебнуть товарища почти не требовалось для пельменей фарша – хватало пуговиц, гаек, болтиков, лампочек и какой-то непонятной хрени, которую турбинисты из своих турбин выколупывали. Ох, и бульончик получался! Но так как это занятие самое бессмысленное и неоправданное, то у нас от этой традиции быстро отказались, а то чуть не бунт назревал, страшно сказать, из-за лепки пельменей.

За первых два месяца все эти мероприятия проходят и прекращаются, что от истерик КДЖ, что от назревающих бунтов, что просто исчерпав себя, и наступает последний – третий месяц.

К третьему месяцу организм уже привыкает почти ко всему с точки зрения физиологии – и к опреснённой воде, и к постоянному шуму, и к чёрт пойми какой кормёжке, и к зацикленному на вахты режиму дня, и к режиму питания (завтрак в три часа утра или вечерний чай в полпятого опять же утра), и к недостатку женского внимания, и к недостатку кислорода в воздухе. Вот, казалось бы, можно и начинать жить, как люди, но нет – на первый план, гордо выпятив свою плоскую грудь, выходит госпожа Скука.

И сигареты. Почти у всех кончаются сигареты. Вы курили когда-нибудь фотобумагу, заварку или вату, вымоченную в чае? Вот и я не курил, да. Хорошо ещё, если начхим в экипаже хитрый (сами начхимы предпочитают произносить это слово как «опытный», что, по-моему, сути не меняет, но сильно опресняет её) и «бычки» с первых месяцев не выбрасывал за борт, как положено по инструкции, а аккуратненько трамбовал в дуковский мешок. Золотые люди они, такие начхимы, доложу я вам! Мало того, что трубы вентиляции от никотиновой смолы чистят, так ещё и жирными «бычками» могут угостить. Самые интересные, конечно, последние две недели, когда задачи уже выполнены, и все просто начинают ждать, когда же уже домой. Именно из-за этих двух последних недель подводникам и не выдают ласты, а то они ими грести начали бы, чтоб домой быстрее прискакать. А те ласты, которые положены по штату лёгким водолазам, хранятся под замком в сейфе. Опечатанном печатью КДЖ.

В амбулатории царили тишина и порядок. Ярко горели лампочки, в банке плавал аппендикс и в тумбочке на второй полке были разложены в хронологическом порядке вырванные зубы.

Доктор Андрей вздохнул:

– Ну хоть бы кто зуб вырывать пришёл, а? Не, ну чего они здоровые такие?

– Здрасьте, так-то моя очередь зуб рвать, обознатушки вышли, коллега! – и доктор Саша перевернул страницу опостылевшего ему романа про какую-то непонятную тягомотину с убийством наследника. Роман был скучный, пресный и не увлекал за собой далее третьей страницы, но всё остальное было прочитано и приходилось себя заставлять.

Фельдшер Володя промолчал: он нашёл себе занятие и сидел довольный, наматывая вату на палочки. Если бы вы его спросили, зачем он это делает и кому нужны ватные палочки в таком количестве, то фельдшер Володя пожелал бы поставить вам пятилитровую клизму для снятия давления с мозга. Он и сам не знал, короче. В амбулаторию поскреблись. Доктора встрепенулись, как тетерева на току. Скрипнула дверь, и вошёл киповец Вова. Нет, ну дверь на самом деле не скрипела, конечно: это же подводная лодка, а не изба бабы Любы в деревне Малые Глухари, но так звучит лучше, чем «Дверь открылась», поэтому вы читайте, что она скрипнула, но знайте, что просто открылась.

– Привет, айболиты!

– Здорово, животное!

– А чё это я животное?

– Классику читать надо, Владимир! Айболит был ветеринаром!

– А, не, ну я так… Задобрить вас чтобы, и всё такое.

– Ну, задобрил. Говори.

– Блин. Спать не могу вообще, ребята.

– Опять золотого корня нализался, алч безвольный?

– Да не, вы что! Один раз было, два месяца уже ни капли в рот!

– А чего не спишь тогда?

– Да откуда я знаю? Спать хочу, а не спится, хоть ты тресни.