Акулы во дни спасателей

Это искреннее признание обрадовало нас обоих, потому что, когда мы познакомились, мы были гораздо взрослее всех остальных, нам прибавили лет обязательства, жизненный опыт. У нее была Рика, которую Хадиджа родила в ранней юности, у меня — ускоренная учеба в школе, работа, которую я старался выполнять сейчас, поэтому мы считали удачей найти того, кто понимает, как обстоят дела, и мы намного больше дорожили настоящим временем, ты я мы делаем именно это, длящимся так недолго, пока нас не затянули обратно те самые дела.

— Ну вот, — Хадиджа раскинула руки, улыбнулась, показав зубы, — я здесь. Развлекай меня, мистер Флорес, и лучше побыстрей.

— Ты знаешь, — я придвинулся к ней, мы сидели на ступеньках у подножия памятника, — что у меня есть способности?

Хадиджа с улыбкой коснулась языком верхних зубов.

— Точно, мы же еще не рассказали друг другу все секреты. Продолжай, продолжай.

— Да все на самом деле очень просто, — ответил я, понятия не имея, что скажу дальше. — Но сначала нужно выпить.

Штопор мы забыли, но я показал Хадидже, как пальцем вдавить пробку внутрь бутылки, и мы пили из горла; пробка качалась в вине, как поплавок.

— Я чувствую то, чего никто не видит, — сказал я, приобнял Хадиджу за талию, прижал к себе. — Вот послушай, — прошептал я ей на ухо.

Мы затихли, и она услышала нарастающее пение птиц, которое я слышал за несколько кварталов отсюда, для меня оно звучало громче городского шума, а не наоборот, потому что такова моя природа. Вряд ли у меня получилось бы сделать его громче, но я все равно повторил: “Послушай”, и с деревьев долетела звонкая четкая трель.

— Звучит так, словно они ищут друг друга, — сказал я. — Но если прислушаться… на самом деле никто из них не терялся.

Хадиджа замерла, закрыла глаза. Мы слушали птичьи голоса, звонкие, оживленные. Запах мокрой коры, сильный и какой-то бумажный, после недавнего дождя.

Хадиджа послушала еще минуту, открыла глаза, посмотрела на меня.

— И это одна из твоих способностей, — сказала она. — Животные.

— Наверное. — Я пожал плечами.

Я заметил, что она не отодвинулась, так и сидела, прижавшись ко мне.

— Я серьезно, — продолжала Хадиджа. — Может, это легкомысленно, но когда я впервые увидела, как ты это делаешь, — кажется, на втором свидании, помнишь, у ресторана очень пьяная женщина в желтом, с маленькой собачкой, искала лифт? — и ты сделал это… ты присел на корточки и погладил собаку. Она рвалась с поводка, но стоило тебе прикоснуться к ней, тут же затихла, точно ей вкололи успокоительное. Тогда-то я и поняла, что ты поладишь с Рикой.

— Я погладил собаку, и ты поняла, что я сумею поладить с твоей дочкой? — спросил я. — И правда легкомысленно.

— Только Рике не говори, — рассмеялась Хадиджа.

— Смотри.

Я махнул бутылкой на широкие лужи на влажной земле — плохая ливневка, — на скопление муравьев, собравшихся в бугорчатый шар, — муравьев объединяло друг с другом обоняние и осязание, они понимали: чтобы выжить, им нужно сплестись воедино, в плотное сплошное рядно, которое не пропустит влагу, плыть так, пока вода несет их, и кто-то из них по пути непременно утонет. Все это я рассказывал Хадидже; мы сидели, прихлебывая теплое вино, отдающее пробкой, крошки попадали на язык, и мы сплевывали их на землю. Я все говорил о муравьях, интересно, каким бы стал мир, будь мы хоть каплю такими же сильными, как они, чтобы из собственных тел выстроить плот друг для друга…

— Всё, — перебила меня Хадиджа и с улыбкой покачала головой. — Хватит, мистер Флорес. Я пришла не на семинар по биологии и святости.

Тут я осознал, что все это время говорил без умолку, и смутился.

— Прости, — сказал я. — Я не думал…

— Помолчи, пожалуйста, — перебила она, — хотя бы секунду.

Она прижалась ко мне, подняла лицо, наши губы нашли друг друга, в конце концов мы оставили недопитую бутылку у подножия памятника и обнаружили, что бредем обратно по сырому весеннему парку. Мы что-то создали, просто посидев там вдвоем, встречаясь снова, и снова, и снова, и теперь это наше создание отражалось эхом от улиц и домов, мимо которых мы проходили, наши сплетенные руки льнули друг к другу так пылко, точно мы сотворили новые кости, соединившие наши ребра.

9 КАУИ, 2008. САН-ДИЕГО

Приближались летние каникулы, но меня это ничуть не радовало.

Летние каникулы на Гавайях — это примерно так: Дин разгуливает по городу, незнакомцы делают ему шаку, бьют кулаком о кулак в знак приветствия, старшеклассницы мечтают затащить его на пляжную вечеринку, папа с мамой позволяют валяться по всему дому, а все потому, что несколько месяцев подряд он с другими парнями бросал мячик в кольцо и чаще попадал, чем мазал. Ноа, если, конечно, приедет домой, поселится в отдельной комнате (а меня они гарантированно выпрут на диванчик) и будет просиживать там в одиночестве день-деньской, да, или, как прежде, торчать в гараже, или уйдет гулять — чтобы выяснить, какие еще законы вселенной он в состоянии исказить.