– Они обвинят меня, девочку-молнию. Я наполнила твои мысли ядом, совратила тебя. Заставила.
– Между прочим, ты недалека от истины, – бормочет он. – Сегодня утром я чуть не выбрал тебя.
«Это было всего лишь утром? С ума сойти».
Я прижимаюсь к решетке, оказавшись в нескольких сантиметрах от Кэла.
– Они нас убьют.
Кэл кивает и вновь смеется. Я уже слышала его смех раньше, когда училась танцевать, но теперь он звучит иначе. Теплота ушла, и ничего не осталось.
– Король об этом позаботится. Нас казнят.
Казнь. Не удивляюсь. Ничуть не удивляюсь.
– Как это будет?
Последнюю казнь я почти не помню. Остались лишь отдельные образы – серебряная кровь на песке, рев толпы. А в Подпорах были виселицы – веревки, покачивающиеся на холодном ветру.
У Кэла напрягаются плечи.
– Есть разные способы. Вместе или по очереди, мечом, или пулей, или при помощи способностей, или всеми тремя способами. – Он вздыхает, уже покорившись судьбе. – Будет больно. И не быстро.
– Наверно, я залью всю арену кровью. Тогда остальным будет о чем подумать.
Эта мрачная мысль заставляет меня улыбнуться. Когда я умру, то выброшу собственный алый флаг. Моя кровь запятнает песок огромной арены.
– Меня не удастся скрыть. Все поймут, кто я такая.
– Думаешь, это что-нибудь изменит?
«Несомненно. У Фарли есть список. Она разыщет остальных…» Но Фарли мертва. Можно лишь надеяться, что она передала мои слова тому, кто уцелел. Другие где-то там, и их нужно найти. Они должны жить дальше, потому что мой путь окончен.
– Мне кажется, нет, – продолжает Кэл, и его голос наполняет тишину. – Я думаю, он использует это как предлог. Будут новые призывы, законы, трудовые лагеря. Королева сочинит очередную чудесную ложь, и мир продолжит вертеться, оставшись прежним.
«Нет. Он ни за что не останется прежним».
– Мэйвен будет искать других, похожих на меня, – вслух размышляю я.
Я уже проиграла, потерпела крах, я уже мертва. И это – последний гвоздь в крышку гроба. Я роняю голову на руки и впиваюсь в волосы своими сильными пальцами.
Кэл ерзает возле решетки, так что под его весом металл вибрирует.
– Что?
– Есть и другие. Это обнаружил Джулиан. Он объяснил мне, как найти их, и… – мой голос обрывается, не в силах продолжать. – И я рассказала твоему брату.
Я едва удерживаюсь, чтобы не кричать.
– Он так ловко меня использовал.
Кэл поворачивается и устремляет на меня взгляд сквозь решетку. Пусть даже он лишен способностей, пусть эти проклятые стены подавили их, в его глазах пылает ад.
– Ну и как ощущение? – рычит он, оказавшись почти нос к носу со мной. – Каково это, когда тебя используют, Мэра Бэрроу?
Некогда я бы отдала всё на свете, чтобы услышать свое настоящее имя из его уст, но теперь мне становится больно, как от ожога. «Я думала, что пользуюсь ими обоими, Мэйвеном и Кэлом. Вот дура».
– Прости, – выдавливаю я.
Неприятно это говорить, но ничем другим я не могу утешить Кэла.
– Я не Мэйвен. Я поступила так не для того, чтобы причинить тебе боль. Я не хотела…
И добавляю тихо, чуть слышно:
– Я не всё время лгала.
Его голова звучно стукается о прутья – наверное, это больно, но Кэл как будто ничего не замечает. Как и я, он утратил способность ощущать боль и страх. Слишком многое произошло.
– Думаешь, он убьет моих родителей?
Мою сестру, моих братьев… В кои-то веки я рада, что Шейд мертв и Мэйвен его не достанет.
Я ощущаю странное тепло, которое проникает до костей. Кэл сидит, прислонившись к решетке прямо у меня за спиной. Его жар не обжигает, он естественен, а вовсе не вызван гневом или способностью. Это человеческое тепло. Я чувствую, как Кэл дышит, как бьется его сердце. Оно стучит, как барабан, когда принц находит в себе силы солгать.
– Я думаю, у моего братца найдутся куда более важные дела.
Наверное, Кэл понимает, что я плачу, поскольку мои плечи дрожат от всхлипов, но ничего не говорит. Для этого нет слов. Он просто остается на месте – мой последний кусочек тепла в мире, превращающемся в прах. Я оплакиваю их всех. Фарли, Тристана, Уолш, Уилла Бри, Трами, Гизу, маму, папу. Алую Гвардию. И Килорна. Я не сумела спасти его, как ни старалась. Я даже себя не могу спасти.
По крайней мере, у меня остались мои сережки. Маленькие крапинки, острые на ощупь, останутся со мной до самого конца. Я умру – и они тоже.
Мы сидим в темнице как будто целую вечность: ничего не происходит, течение времени ничем не отмечено. Я даже задремываю, и тут знакомый голос заставляет меня проснуться:
– В другой жизни, возможно, я бы заревновал.
От голоса Мэйвена у меня вдоль хребта ползут мурашки, но не по-хорошему.
Кэл вскакивает на ноги с невероятной быстротой и бросается на прутья, так что металл звенит. Но решетка прочная, и Мэйвен – хитрый, отвратительный, мерзкий Мэйвен – в безопасности. Тем не менее, к моей великой радости, он отшатывается.
– Побереги силы, брат, – говорит он, стуча зубами при каждом слове. – Они тебе скоро понадобятся.