Алая Топь

Но только на секунду, потому что, стоило ей усесться на волчью спину и почувствовать за собой крепкую грудь Святослава, по телу прокатилась дрожь.

Еще чего не хватало.

Князь поерзал, ища, куда бы деть руки. Влас недовольно заворчал и принялся переминаться с ноги на ногу.

– Я ж просил!

– Может, лучше верхом? – предложил Святослав.

– Коня разорвут, а своего не тронут, – объяснила Ольга. Выдохнув, она стиснула челюсти, словно ее пронзила острая боль, и предложила: – Просто придерживай меня. Не упадем.

Когда крепкие руки взялись за ее талию, девушка зарылась пальцами в черный волчий мех. Угроза Милорады звенела в ушах, и Ольга попыталась отшутиться от себя самой. Вот еще, будет она кошачьего шипения бояться. Да и не любезничает Ольга с чужим женихом вовсе, а просто с волчьей спины на бегу свалиться не хочет. Вот только по щекам разлился предательский румянец, и девушке казалось, что пунцовые сполохи видно даже через платок, которым она укуталась по самые глаза.

– Уже ездила так? – прозвучал голос Святослава над ее ухом.

– Должно быть не сложнее, чем верхом, – повела плечом Ольга.

Волк сорвался с места, и девушка чуть не свалилась от резкого толчка, но Святослав так крепко прижал ее к себе, что аж дух захватило. От скорости, конечно. Миг потребовался девушке, чтоб вспомнить, как дышать. Она наклонилась чуть вперед и прижала колени к волчьим бокам.

Мелкая снежная крошка летела в лицо, солнце вышло из-за облаков и плясало на хрустящем насте. От волчьих лап по ледяной корке разбегалась паутинка трещин. Морозный воздух толчками забивался в грудь, вырывая смешанный со смехом кашель. На мгновение Ольга и позабыла, что под ней двоедушник, а позади – молодой князь с глазами цвета талого льда. Было только ясное небо и ослепительный снег, ветер и смех, разливавшийся по равнине. Ольга прикрыла глаза, и чудилось ей, будто выросли за спиной крылья. Будто раскинет она их сейчас и унесется прочь. Руки, вцепившиеся в волчий загривок, расслабились, спина стала мягкой, как лебяжий пух. Ольга расправила плечи, вдохнула полной грудью, раскинула было руки, но опомнилась: княжьи объятия крепко удерживали ее на месте.

– Давай, – прошелестело у нее над ухом.

Ольга стиснула зубы и снова напрягла руки, но Святослав наклонился вперед, взял ее за запястье и мягко отвел его в сторону, позволяя стянутым черной перчаткой пальцам ловить ветер. Ольга засмеялась. Бархатистый смех Святослава вторил ей.

– Вы там совсем ошалели? – беззлобно буркнул Влас.

Ему и самому нравились эти мгновения, когда мир проносится перед глазами одним смазанным пятном, но в то же время волчий взор может различить каждую снежинку. И что-то первобытное разливается в груди: звериная жажда, желание бежать, нестись, гнать, а потом оказаться там, где сердце чувствует себя дома. Где спокойно и хорошо. И чем дальше они летели через снежную равнину, тем жарче становилось в груди, а тревога и обида тонули в колючем снегу.

Если бы Ольга обернулась, она бы увидала, как разгорелись глаза Святослава. Искрами вспыхивали в них радость и восхищение этим ледяным безмолвием. Длинная черная коса хлестала его по плечам, только успевай уворачиваться, но и это сейчас казалось ему веселым. И тепло девичьего тела, которое он кожей ощущал даже через перчатки, заставляло чувствовать себя живым, пьянило лучше пенной браги. Если б можно было на всю оставшуюся жизнь растянуть этот полет через равнину, в котором не существовало ни долга, ни клятвы, только ветер и снег, он бы отдал все, что имел.

От этой мысли на сердце у Святослава потяжелело. Нет, так нельзя. Рука, придерживавшая запястье Ольги, обмякла. Свят стиснул зубы, напряг спину. Девушка, почувствовав случившуюся с ним перемену, вся сжалась и попыталась отодвинуться вперед. На секунду ей показалось, что какое-то незнакомое тепло разлилось вокруг сердца.

«Ну уж нет!» – напомнила себе она. Не сейчас. Возможно, потом, когда все закончится, воспользуется она предложением Кощея, покинет черный терем и отправится к людям в купальскую ночь через костры скакать, а потом с первым, кто приглянется, в укромном теньке миловаться. Может, и мужа себе раздобудет какого-нибудь. Правда, не прям уж какого-нибудь, а…

Она тряхнула головой, еще раз обещая себе подумать об этом потом.

Из-за горизонта наконец показались острые зубья Волчьих гор.

Заснеженные макушки серых пиков царапали небо. С каждым вдохом горная громада вытягивалась выше и выше, пока не заполонила собой все пространство, доступное глазу. Казалось, исполинские горы давят на Кощеевых посланцев своей вековой тяжестью. Какими бы маленькими себя ни чувствовали путешественники, захотелось сжаться, стать еще меньше, чтоб Волчьи горы не заметили их – назойливых блох, дерзнувших скакать по морозным утесам.

У самого подножья царила почти ночная темнота. Ветер несся из ущелий и растекался по долине, переплетался теченьями и пронзительно свистел. Влас сбавил шаг, прислушался к завываниям среди камней. Один протяжный звук, непохожий на многоголосье ветров, заставил его навострить уши.