Алая вуаль

Я замерла, когда дверь со скрипом распахнулась и в комнату вошла знакомая девушка с золотистыми волосами. К горлу подкатил ужас. Вовсе не Пенелопа сейчас мне улыбалась.

А Бабетта.

Глава 36. Чаепитие

В руке она держала серебряный нож, кровь капала с локтя, в котором – я с трудом сглотнула – из пореза торчало совиное перо, воткнутое в кожу.

– Здравствуй, Селия, – тихо произнесла Бабетта. – Я все думала, навестишь ли ты меня или нет. – Она замолчала, а я пристально посмотрела на нее. – Ты всегда была умнее своих собратьев.

Снова последовало молчание. Оно затягивалось. Где-то позади нас тикали часы. Они все тикали и тикали, пока не пробили половину восьмого утра. До рассвета оставалось полчаса. Я не могла вымолвить ни слова – казалось, я забыла, как шевелить губами. Разум не мог постичь увиденного: Бабетта была жива и невредима, кожа больше не отличалась бледностью, а на шее не осталось ранок от укуса.

– Я же нашла тебя мертвой на кладбище, – наконец прошептала я.

– Ты нашла меня заколдованной на кладбище.

Она отошла от двери, а я ухватилась за руку Михала. Тот не двигался. Не дышал. Каждой частичкой своего тела он был сосредоточен на Бабетте. Та кивнула на книгу в моей руке.

– Нужно просто смешать чуточку паслена с кровью друга, и на сутки ты погрузишься в сон, подобный смерти. Очень хитрые чары и чрезвычайно редкие. Одно из лучших заклинаний Ля-Вуазен.

Руки и ноги у меня налились тяжестью. Бабетта совершенно спокойно говорила о том, что разыграла свою смерть, – говорила так, словно обсуждала погоду, и ничего хорошего это не предвещало. С трудом сглотнув, я украдкой покосилась на дверь в потолке. Разумеется, мы могли сбежать через камин, но все куртизанки нам лгали… и Пенелопа, вероятно, тоже. Лучше уж как-то обойти Бабетту и уйти через ту дверь. Но сначала…

– Ля-Вуазен мертва, – сказала я. – Я своими глазами видела, как она погибла в битве за Цезарин.

– Но ее труды живы.

– Это ты… – Я заставила себя выйти вперед и сжала руки в кулаки, чтобы унять дрожь. – Это ты убила тех существ, Бабетта? – Мой взгляд невольно упал на гримуар. Он все еще нашептывал мне какие-то ужасы, которые я отчасти узнавала, но не могла понять. – Чтобы… почтить свою госпожу? Ты пытаешься вернуть ее к жизни?

Бабетта весело и звонко рассмеялась, совершенно не к месту. Плохи дела. Она была одета во все черное, только губы были накрашены алой помадой, и шрамы ярко выделялись на неприпудренной коже. Золотистые локоны она собрала, и ее лицо выглядело изможденным. Щеки впали, под глазами залегли глубокие тени.

– Мало кто из ведьм хотел бы почтить нашу госпожу. Большинство надеется, что она сейчас в аду горит.

Еще один шаг. Я сдвинулась влево.

– Я никого не убивала, дорогая. Не люблю насилие. Пускай он этим занимается.

– Кто? – ледяным тоном спросил Михал.

Бабетта посмотрела на него своими золотистыми глазами:

– Некромант, разумеется.

Гримуар шевельнулся в моей руке – задрожал от восторга. Вскрикнув, я отшвырнула его в сторону. Книга упала на ковер и раскрылась на странице с заклинанием для воскрешения мертвых.

– Господи, – выдохнула я, и кусочки мозаики встали на свои места.

Надпись «Кровь Смерти» злобно на меня смотрела, но я видела лишь свое имя, обведенной чернилами.

«Ему нужна твоя кровь, Селия».

Некроманту.

– Скорее, наоборот, – тихо произнесла Бабетта. – Если, конечно, веришь в подобное. – Поморщившись, она выдернула перо из руки, и кровь тут же закапала на пол. Она задумчиво повертела перо. – От обычной сипухи. Благодаря этому перу я двигаюсь бесшумно, так что даже вампир не может меня услышать.

– Кто такой этот Некромант? – спросила я.

– Я не знаю его настоящего имени. Оно мне и не нужно.

Михал снова выступил вперед; его движения были неуловимы. Отлично. Мы все ближе к лестнице.

– Хочешь вернуть свою сестру? – сказал он. – Сильвию. Которая умерла от болезни крови.

На долю секунду лицо Бабетты исказилось.

– И не только ее. – Она снова стала спокойной. – Болезнь крови убивает медленно. Сначала отравляет тело, затем разум. Крадет здоровье и молодость, потом воздух в груди становится таким тяжелым, а ветер режет кожу подобно ножам. Несчастный задыхается и чахнет. Чувствуют, как кровь закипает в венах, но не может остановить это, потому что лекарства нет. Только смерть. Многие лишают себя жизни, чтобы прекратить муки. – Она пристально посмотрела на меня. – Моргана ле Блан наложила на твою сестру проклятие, чтобы Филиппа ощутила такую же боль, какую испытала моя сестренка.

Я сжала руку Михала, совершенно позабыв о побеге:

– Что?

– От Филиппы осталась лишь дряхлая оболочка после того, как Моргана с ней покончила, разве нет? Прямо как от Сильвии.

Я потрясенно смотрела на Бабетту. Она была права. Родители настояли на том, чтобы гроб Филиппы был закрыт на похоронах, но я как никто другой знала, насколько изуродовано было ее тело. Руки и ноги скрючены, кожа пожелтела и обвисла. Волосы побелели. Дряхлая оболочка.