Вот только они, кажется, узнали меня —
— Вы должны
—
— Уходите сейчас же, — рычит другой.
— Михаль, пожалуйста, нам очень нужно…
— Сколько их пришло? — Хотя его голос звучит все громче, я, спотыкаясь, отступаю назад, прочь от него, от
— Где они? — спрашивает он, теперь уже громче. — Что они говорят? — Затем, резко и злобно: — Почему я их не
Если Михаль не видит призраков, не слышит их, значит, он прав. Каким-то образом это произошло по моей вине. Я
— Покиньте это место, mariee, — шипит человек с топором.
— Вы должны спрятаться, — говорит обезглавленная женщина.
Голос распорядителя сцены переходит в крик. — Вы должны СПРЯТАТЬСЯ…
Из моего горла вырывается рыдание, когда я обхватываю голову руками, а боль рассекает мой череп надвое. Я умру в этом театре, где меня заставят декламировать мертвых поэтов до скончания веков. При этой мысли поднимается истерический смех, и я трясусь от него, не в силах понять, плачу ли я, кричу или вообще издаю какой-либо звук.
Низкий и напряженный голос Михаля доносится до меня, словно через туннель.
— Селия. Открой глаза.
Инстинктивно повинуясь команде, я обнаруживаю, что он стоит гораздо ближе, чем раньше, и неподвижен. Совершенно и абсолютно неподвижно. Черные глаза словно расширяются, когда он смотрит на мое горло, а его челюсть застывает на месте, как будто он пытается не дышать. Еще мгновение он молчит. Затем сквозь стиснутые зубы:
— У тебя гипервентиляция49
. Тебе нужно успокоиться.— Я-Я-Я не могу…
— Если ты не снизишь пульс, — ровно произносит он, — все вампиры в радиусе трех миль обрушатся на этот театр.
— Вдыхай через нос и выдыхай через рот, Селия.
Я делаю, как он говорит, сосредоточившись на его лице, на жесткой линии челюсти. Он по-прежнему не дышит. Не двигается. Когда я снова киваю — теперь уже спокойнее, — он отбрасывает мой рукав и отступает назад. Я делаю еще один глубокий вдох, наблюдая, как призраки постепенно снова рассаживаются по своим местам. Нехотя посмотрев в мою сторону, распорядитель сцены призывает к порядку.
— Пожалуйста, уходите, — говорит он мне, и я чуть не плачу от облегчения, когда Михаль направляется к дверям.
Но прежде чем я успеваю последовать за ним, из темноты за парчовым занавесом доносится другой голос. Более слабый, чем остальные. Настолько слабый, что я могу его представить.
Тьма возвращается, и я падаю лицом в грудь Михаля.
Глава 19
Мой сон холоден.
Кажется, что лед прилип к моим ресницам и губам, когда я поднимаюсь с кровати и оглядываю незнакомую комнату. Она выглядит знакомой — как место, которое я должна узнать, — но это не детская. И не Реквием. В шкафу висят аккуратное пальто и юбка — обе блестящего голубого цвета, а в другом конце комнаты весело потрескивает камин, распространяя вместо тепла прохладу и отбрасывая на стены странный фейский свет. Я поднимаю руку, чтобы посмотреть, как он танцует между пальцами. Как и воздух, этот свет кажется острым на ощупь, словно погружаешь руку в снег.
Мысль приходит мгновенно, без усилий, и на крыльях одного осознания приходит другое: Я не одна в этой комнате.