Алан Рикман. Творческая биография

актерская игра подразумевает главным образом умение слушать. Дело не в том, чтобы критиковать: «Ну ты что, разве можно так произносить реплики. И прекрати размахивать рукой». Нужно сосредоточить свое внимание на другом человеке, слушая его, и тогда все произойдет само собой.

если актеры просто по очереди произносят свои реплики, этим все и ограничится. Но если они действительно активно слушают друг друга, в пространстве между ними возникает нечто вроде невидимого электрического тока.

в остальном есть только одно правило: за тобой присылают лимузин, только пока не закончилась рекламная кампания фильма.

роли рикмана

слоуп в телесериале «барчестерские хроники» – 1982

конечно, я понимал, что после исполнения роли Слоупа мне, возможно, уже никогда, не предложат роль героя другого типа. Но, в конце концов, это было слишком заманчивое предложение, чтобы от него отказаться.

я получил сценарий «Барчестерских хроник», уселся на диван и вскоре уже покатывался со смеху. Слоуп – классический пройдоха, типа Тартюфа и Антонио. В нем нет трагической многогранности, лишь беззастенчивая дерзость и бесстыдство.

я нисколько не похож на слоупа, да и не пытался походить на него.

несмотря на то что, на первый взгляд, Троллоп писал о церковниках, я думаю, что в действительности он имел в виду политиков. Я играл Слоупа, заимствуя некоторые черты поведения у разных членов британского правительства. Если вы посмотрите на Нормана Теббита, добавите к нему кое-то от Майкла Хезелтайна, а затем кое-что от госпожи Тэтчер, вы сможете, как мне кажется, получить нечто, смахивающее на Слоупа.

вальмон в спектакле «опасные связи» – 1986

мы всегда считали, что зрителям нельзя дать сорваться с крючка, поскольку этот спектакль – о них. Сюжет манипулирует публикой так же, как персонажи манипулируют друг другом.

я понимал, что мне нужно обольстить двести зрителей ровно так же, как и женщин на сцене. Качество невозмутимости и молчания в зале было мерилом нашего успеха. Мы должны были завлечь публику, а затем поразить ее нашей игрой.

зрители должны были почувствовать себя вуайерами.

мы должны были заставить их полюбить этих двух чудовищ, и было так удивительно видеть, что это зло может быть столь захватывающим и эротичным. Мы практически не снимали с себя одежду, но в зале, как сказал мне мой приятель, не было ни одного сухого сиденья.

смех и смущение. Это то, чего мы хотим от нашей публики, – смех, сожаление о своем смехе, смущение и снова смех.

ну что ж, эта фраза о «неизбежной необходимости преследовать тех, кто убегает» не имеет отношения к моей жизни, но, безусловно, затрагивает многих зрителей. Когда Вальмон произносит эти слова, в зале раздается мужской смех, а когда героиня говорит: «Незрелость?» – аплодисменты женщин.

это суть их взаимоотношений, ее и его. Его манера поведения – простодушие, облеченное в хорошую словесную форму. А она постоянно употребляет слово «убийца». Он распускает перья, а она пытается ему противостоять.

эта история перебирает абсолютно все моральные вопросы, которые хотелось бы вытащить на свет божий: наслаждение и боль, кому что достается, кто кому что причиняет, о чем это все вообще, секс без отношений, отношения без секса, все эти конфликтующие тождества. Ты можешь прийти в восторг, расстроиться или возмутиться, но ты не можешь прийти на этот спектакль, устроиться в кресле поудобнее и сказать: «Ну, развлеките меня».

эта постановка в каком-то смысле перестала быть спектаклем и стала событием, особенно на Бродвее. Люди приходили с настолько большими ожиданиями, что нам приходилось ежедневно покорять Эверест. И если ты день за днем играешь роль кого-то, столь страшно разрушающего самого себя, это не может в какой-то мере не отразиться и на самом тебе. Тело не всегда знает, когда оно лжет. Твоя голова знает, а остальное тело ты пропускаешь сквозь все это. Через год исполнения такой роли ты реально пачкаешься злом, ты смотришь в бездну и находишь очень темные закоулки в самом себе. Вальмон – один из самых сложных персонажей, которых тебе хотелось бы – или, возможно, не хотелось бы – сыграть. Исполнение этой роли в течение двух с половиной часов на протяжении двух лет по восемь раз в неделю ставит тебя на грань нервного срыва. Больше никогда. Больше никогда в жизни. К концу сезона мне нужно было либо отправиться в санаторий, либо сменить карьеру. Это была роль, которая пожирала меня заживо.

«антоний и клеопатра». шон матиас. national theatre. 1998