Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

Сам же он, варваром быть желая даже наружно,
Шел посреди, покрыв себе грудь рыжеющим мехом,
В сбруе, как гет, с огромным колчаном, с натянутым луком,
Варварский вид приняв и варварский дух выдавая.
И не зазорно ему, блюстителю римских уставов,
Консульскую сменить колесницу на гетский обычай!
Страждет латинский закон, принужденный сменить одеянье,
Скорбно склоняя чело пред судьею, окутанным в шкуру[46]

{228}.

Терпеть сторонника готов во дворце – непозволительный риск для римского правительства, возмущался Клавдиан. Писатель Евнапий, до которого тоже дошли слухи о поспешно организованной встрече с Аларихом, предполагал, что Руфин замышляет заговор, чтобы самому стать императором{229}.

Чтобы понять масштабы антииммигрантских настроений, охвативших Римскую империю, не стоит буквально воспринимать это броское описание, которое обрело широкую популярность после убийства Руфина. И если Руфин был политиком, готовым прислушаться к Алариху, то меха и колчан, возможно, были не более чем искусной поэтической выдумкой, предупреждением, что людям, одетым в шкуры животных, нельзя доверять высокие должности и «консульские колесницы». Благодаря своим посланиям, подчеркивающим патриотизм молодых римских императоров, и стихам, наполненным негативными стереотипами о чужестранцах, Клавдиан укрепил шаткое положение Аркадия и Гонория.

В ноябре Руфин получил от советников Аркадия странное предложение встретиться в уединенном месте за высокими стенами Константинополя. Руфин прибыл туда в условленное время и обнаружил Гайну, который по команде своих господ убил его. Фрагменты трудов Евнапия и поэмы Клавдиана оставляют неясной общую картину произошедшего. Нигде нет объяснения, почему такой чуткий к политике гот, как Гайна, согласился принять участие в преступлении, – довольно трудно поверить, что это действительно произошло. Даже если учесть, в каком зловещем виде он предстает у Клавдиана, осторожное доверие, которое Руфину оказал Аларих, позволяет предположить, что Руфин был самым высокопоставленным союзником готов – римлянином, который был свободен от предубеждений и мог поддержать их политику, и, следовательно, тем, кого могли бы поддержать и они. Гайна вряд ли согласился бы убить Руфина, если бы заговорщики не пообещали готскому военачальнику щедрую награду. Возможно, он ее получил.

Римские политики всегда полагались на предсказания, трактуя, например, полет птиц как предвестие успеха. Но начало нового правления можно было счесть одним из самых неблагоприятных за последние десятилетия. С момента похорон Феодосия не прошло и двадцати дней, а уже случилось одно убийство{230}. Вполне возможно, таким результатом обернулся замысел Руфина, пусть туманный и неопределенный, привлечь Алариха на свою сторону в борьбе против сыновей Феодосия. Убийцы ловко избавились от тела Руфина на окраине столицы. Его жена и дети укрылись в церкви в поисках защиты. В том же году его семья попросила политического убежища за пределами Константинополя{231}.

После убийства Руфина Аларих остался в изоляции. К концу года он увел своих людей подальше от негостеприимных ворот Константинополя. Согласно римским источникам, следующие два года готы устраивали беспорядки в Греции, но в действительности события 396 и 397 гг. оказались более показательными и менее мелодраматичными.