После 410 г. многие христиане буквально истолковывали эти и другие апокалиптические представления, убеждая себя, что конец света действительно близок. Самые смелые и радикально настроенные верующие утверждали, что Бог наказал Рим за нечестивые деяния, так же как он осудил другие распутные города. Еще в сентябре 410 г. христиане начали сравнивать нападение Алариха с разрушением Содома и Гоморры{397}
и старались отыскать в Библии оправдание бедам своего времени. Строка в Книге Иезекииля, предупреждающая еврейский народ о приближении апокалиптического злодея по имени Гог{398}, была интерпретирована как указание на готов. Другие читатели Библии, убежденные в том, что буквальное понимание слов Бога имеет неоспоримый авторитет, толковали слова Иезекииля о Гоге и месте, откуда он появился, – Магоге – как пророчество о двух злых силах, а затем использовали эту идею, чтобы сеять страх перед другими этническими группами. В Средние века и позже христианские проповедники то и дело упоминали этот демонический дуэт, Гога и Магога, в периоды внезапных культурных потрясений – например, когда гунны пришли в Европу{399} с севера, с юга наступали мусульмане, а монголы теснили с востока. «Гог и Магог» больше не ассоциировались с готами и наводили ужас на следующие поколения христиан, внушая им опасения, что очередное вторжение чужеземцев предвещает конец света.Другие христиане после 410 г. использовали страх перед нападением, чтобы отстоять собственные политические интересы. В эти годы епископ небольшого городка в Северной Африке по имени Августин Иппонийский опубликовал первые пять книг своего эпического манифеста из двадцати двух томов под названием «О граде Божием»{400}
– отчасти пастырское наставление, отчасти порицание пороков римского общества. Еще будучи маленьким мальчиком, которого воспитывали родители со скромным достатком, Августин покинул Северную Африку благодаря поддержке хорошо обеспеченного покровителя и учился в Риме и Милане, лелея мечту стать успешным юристом. Но его обращение в христианство в саду в окрестностях Милана нарушило эти планы: к 410 г. он отказался от многообещающей карьеры и стал епископом североафриканского местечка Гиппон, небольшого городка, расположенного на задворках обширного пригорода Карфагена.Любившие попутешествовать римляне случайно натыкались на прибрежные городки вроде Гиппона; они не выбирали их конечной целью своего маршрута. Но в течение следующих двух десятилетий Августин сделал себе имя, сидя за своим столом в тихой деревушке и вступая в письменные поединки, увлекая за собой проповедью и закрепляя свое интеллектуальное наследие обширными теологическими трактатами. Для мальчика, который якобы отрекся от политики и высокой культуры, – так он представил себя в автобиографии под названием «Исповедь» – это был поистине великий литературный труд.
После 410 г. Августин был больше всего озабочен тем, как предотвратить возврат к языческому прошлому{401}
. Как ему было известно, только за последние два десятилетия IV в., во время укрепления власти Феодосия, было опубликовано около двадцати эдиктов против язычества{402}, и Августин не хотел, чтобы умеренная христианская партия в Риме их отменила. Она вполне могла пойти на компромисс. Во время блокады города, которую Аларих устроил в конце 408 г., обеспокоенная языческая община обратилась к главному священнику и епископу папе Иннокентию I, заявив о своем желании совершить языческое жертвоприношение – незаконное в Риме со времен Феодосия. Они утверждали, что в трудные времена возврат к прежним традициям будет уместным и оправданным. Иннокентий, к удивлению многих ревностных христиан, удовлетворил их просьбу, «предпочтя», как объяснил Зосим, «сохранение города своему личному мнению [в вопросах веры]»{403}.Встревоженный такими публичными религиозными уступками, Августин в трактате «О граде Божием» изложил аргументы в пользу более строгих ценностей – в тот самый момент, когда Рим мог вернуться к своим традициям веротерпимости. Он защищал наследие Феодосия от обвинений в том, что его фанатизм разрушил Рим, и возлагал ответственность за нападение Алариха как на язычников, так и на христиан, которые сопротивлялись политике императора. Истолковывая события 410 г. в соответствии со своими собственными взглядами, Августин настаивал на том, чтобы христианство оставалось официальной религией империи, подразумевая, что Рим рискует столкнуться с новыми катастрофами, если этого не произойдет. Впоследствии светские мыслители в течение сотен лет пытались разорвать связь между христианской церковью и деятельностью государства – связь, которая была основана именно на доктрине Августина.