Александр Блок в воспоминаниях современиков

целуи, объятия — это было где-то д а л е к о , — далеко и не­

реально. Что меня не столько тянуло, сколько толкало

к Блоку?.. «Но то звезды в е л е н ь е » , — сказала бы Леонор

у Кальдерона 10. Да, эта точка зрения могла бы выдер­

жать самую свирепую критику, потому что в плане «зве­

зды» все пойдет потом как по маслу: такие совпадения,

такие удачи в безнаказанности самых смелых встреч сре­

ди бела дня, что и не выдумаешь! Но пока допустим,

что Блок, хотя и не воплощал моих девчонкиных байро-

ническо-лермонтовских идеалов героя, был все же и на­

ружностью много интереснее всех моих знакомых, был

талантливым актером (в то время ни о чем другом, о

стихах тем более, еще и речи не было), был фатоватым,

но ловким «кавалером» и дразнил какой-то непонятной,

своей мужской, неведомой опытностью в жизни, которая

не чувствовалась ни в моих бородатых двоюродных бра­

тьях, ни в милом и симпатичном, понятном Суме — сту­

денте, репетиторе брата.

Так или иначе, «звезда» или «не звезда», очень скоро

я стала ревновать и всеми внутренними своими «флюи-

142

дами» притягивать внимание Блока к себе. С внешней

стороны я, по-видимому, была крайне сдержанна и холод­

н а , — Блок всегда это потом и говорил мне, и писал.

Но внутренняя активность моя не пропала даром, и

опять-таки очень скоро я стала уже с испугом заме­

чать, что Б л о к , — да, п о л о ж и т е л ь н о , — перешел ко мне, и

уже это он окружает меня кольцом внимания. Но

как все это было не только не сказано, как все это

было замкнуто, сдержанно, не видно, укрыто. Всегда

можно сомневаться — да или нет? Кажется или так

и есть?

Чем говорили? Как давали друг другу знак? Ведь в

этот период никогда мы не бывали вдвоем, всегда или

среди всей нашей многолюдной молодежи, или, по край­

ней мере, в присутствии mademoiselle, сестры, братьев.

Говорить взглядом мне и в голову не могло прийти; мне

казалось бы это даже больше, чем слова, и во много раз

страшнее. Я смотрела всегда только внешне-светски и

при первой попытке встретить по-другому мой взгляд

уклоняла его. Вероятно, это и производило впечатление

холодности и равнодушия.

«Нет конца лесным тропинкам...» 11 — это в Церков­

ном лесу, куда направлялись почти все наши прогулки.

Лес этот — сказочный, в то время еще не тронутый топо­

ром. Вековые ели клонят шатрами седые ветви; длинные

седые бороды мхов свисают до земли. Непролазные чащи

можжевельника, бересклета, волчьих ягод, папоротника,

местами земля покрыта ковром опавшей хвои, местами

заросли крупных и темнолистых, как нигде, ландышей.

«Тропинка вьется, вот-вот потеряется» 12. «Нет конца

лесным тропинкам».

Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком осо­

бенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. По узкой

тропинке нельзя идти г у р ь б о й , — вся наша компания рас­

тягивалась. Мы «случайно» оказывались рядом. Помол­

чать рядом в «сказочном лесу» несколько шагов — это

было самое красноречивое в наших встречах. Даже крас­

норечивее, чем потом, по выходе из леса на луговины

соседней Александровки, переправа через Белоручей —

быстрый, студеный ручей, журчащий и посейчас по раз­

ноцветным камушкам. Он не широк, его легко перепрыг­

нуть, ступив один раз на какой-нибудь торчащий из воды

большой валун. Мы всегда это легко проделывали одни.

143

Но Блок опять-таки умудрялся устроиться так, чтобы без

невежливости протянуть для переправы руку только мне,

предоставляя Суму и братьям помогать другим барыш­

ням. Это было торжество, было весело и задорно, но в

лесу понятно было большее.

В «сказочном лесу» были первые безмолвные встречи

с другим Блоком, который исчезал, как только снова на­

чинал болтать, и которого я узнала лишь три года

спустя.

Первый и единственный за эти годы мой более сме­

лый шаг навстречу Блоку был вечер представления «Гам­

лета» 13. Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии,

в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых

цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос,

падающий ниже колен... Блок в черном берете, в колете,

со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока го­

товили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как

на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял вы­

ше, на самом помосте. Мы говорили о чем-то более лич­

ном, чем всегда, а главное, жуткое — я не бежала, я

смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем

слова разговора. Этот, может быть, десятиминутный раз­

говор и был нашим «романом» первых лет встречи, по­

верх «актера», поверх вымуштрованной барышни, в стра­

не черных плащей, шпаг и беретов, в стране безумной

Офелии, склоненной над потоком, где ей суждено погиб­

нуть. Этот разговор и остался для меня реальной связью

с Блоком, когда мы встречались потом в городе уже со­

всем в плане «барышни» и «студента». Когда, еще позд­

нее, мы стали отдаляться, когда я стала опять от Блока

отчуждаться, считая унизительной свою влюбленность в

«холодного фата», я все же говорила себе: «Но ведь бы­

ло же...»

Был вот этот разговор и возвращение после него до­

мой. От «театра» — сенного сарая — до дома, вниз под

гору, сквозь совсем молодой березнячок, еле в рост чело­

века. Августовская ночь черна в Московской губернии,