Александр Блок в воспоминаниях современиков

Это недавно так было —

И так давно, так давно... 3

Итак, той осенью небольшой «декадентский» кружок

собирался издавать (без денег и без возможности пла­

тить гонорар) синтетический «Новый путь», беспрограм­

мная «программа» которого должна была вести куда-то

вдаль... Во главе дела стояли Д. С. Мережковский и

З. Н. Гиппиус, а так как обстоятельства и выбор круж¬

ка сделали меня третьим (и внешне — «ответствен­

ным») соредактором, то и приходилось часто видаться с

первыми двумя на почве «злободневных» редакционных

вопросов. Именно эта необходимость заставила меня в

том сентябре сесть в поезд Варшавской железной дороги

и направиться в Лугу, где в усадьбе, стоявшей в густом

лесу, Мережковские ловили последние минуты дачных

радостей, последнюю лазурь и золото сентября —

И догорающего лета

На всем дрожащие лучи... 4

Известно, какое множество стихотворных рукописей

присылается в каждую редакцию с тех самых пор, как

изобретено стихосложение или как изобретены редакции.

Поэтому в каждый такой приезд мне приходилось сооб­

щать Мережковским, или обратно, то или иное количество

«новых» стихов. Это было, так сказать, очередной «ре­

дакторской» неизбежностью. Иногда попадались между

такими стихами недурные, даже хорошие...

Но только один раз у меня было совсем особое впе­

чатление...

Помню как сейчас широкую серую террасу старого

барского дома, эту осеннюю теплынь — и Зинаиду Нико­

лаевну Гиппиус с пачкой чьих-то стихов в руках. «При­

слали (не помню, от кого)... какой-то петербургский сту-

196

дент... Александр Блок... посмотрите... Дмитрий Сергеевич

забраковал, а по-моему, как будто недурно...» 5 Что

Дмитрий Сергеевич забраковал новичка — это было на­

столько в порядке вещей, что само по себе еще ничего

не говорило ни за, ни против. Забраковать сперва

он, конечно, должен был во всяком случае, что не могло

помешать ему дня через два, может быть, шумно

«признать». Одобрение Зинаиды Николаевны значило

уже многое, но все-таки оно было еще очень сдержан­

ным. Поэтому я взял стихи без недоверия, но и без осо­

бого ожидания. Я прочел их...

Это были стихи из цикла «Прекрасной Дамы». Между

ними отчетливо помню: «Когда святого забвения...» и

«Я, отрок, зажигаю свечи...» И эта минута на осенней

террасе, на даче в Луге, запомнилась навсегда. «Послу­

шайте, это гораздо больше, чем недурно: это, кажется,

настоящий п о э т » , — я сказал что-то в этом роде. «Ну, уж

вы всегда преувеличите», — старалась сохранить осторож­

ность Зинаида Николаевна. Но за много лет разной ре­

дакционной возни, случайного и обязательного чтения

«начинающих» и «обещающих» молодых поэтов только

однажды было такое впечатление: пришел большой поэт.

Может быть, я и самому себе, из той же «осторожности»,

не посмел тогда сказать этими именно словами, но ощу­

щение было это. Пришел кто-то необыкновенный; никто

из «начинающих» никогда еще не начинал такими сти­

хами. Их была тут целая пачка — и все это было

необыкновенно. Ведь тут были: «Предчувствую Тебя.

Года проходят мимо...», «Новых созвучий ищу на стра­

ницах...», «Я к людям не выйду навстречу...», «Гадай и

жди...»; был «Экклесиаст». Поражала прежде всего уве­

ренность поэта — та твердая рука, которой все это было

написано: это был уже мастер, а не ученик. Я думаю, во

впечатлении — после темы (тоже необыкновенной) преж­

де всего господствовала именно эта черта — полной зре­

лости таланта, полной уверенности в том, что он хочет

сказать и что говорит. Черта, так непохожая на обыч­

ную «юношескую» неопределенность и несобранность

«начинающих». Что из них выйдет — Фет, Майков, Над­

сон? Как будто есть ото всех понемногу — или пусть от

кого-нибудь одного, но тогда, пожалуй, еще хуже: «вый­

дет» ли что-нибудь? Здесь не было этого вопроса: облик

поэта стоял отчеканенный, ясный. И этот почерк — та­

кой уверенный, отчетливый и такой красивый! Я и

197

сейчас не знаю почерка красивее, чем у Александра

Блока.

Но подкупала, конечно, и тема. Точно воскресала поэ­

зия Владимира Соловьева — ее последние, лучистые оза­

рения. Это казалось прямо каким-то чудом: только два

года перед тем замолчала муза мыслителя-ясновидца, и

вот вдруг ее звуки переходят на новую л и р у , — кто-то

пришел как прямой и законный наследник отозванного

певца; он уже все знает и ведает, и ведет дальше

оборвавшуюся песнь, как заранее знакомое слово о том

же самом.

Я и теперь считаю «Стихи о Прекрасной Даме» са­

мым чудесным из чудес Блока и его дебют — самым уди­

вительным началом...

С той поры я почувствовал ту особую нить, которая

протянулась между мною и автором этих стихов, и он

стал для меня особым, « з н а ю щ и м » , — тем, с кем внут­

ренне не расстанешься. И теперь, перечитывая его пись­

ма ко мне, я нахожу в них и «с той стороны» ощуще­

ние той же нити...

Скоро он пришел к нам и в редакцию — высокий, стат­

ный юноша с вьющимися белокурыми волосами, с круп­

ными, твердыми чертами лица и с каким-то странным

налетом старообразности на все-таки красивом лице.

Было в нем что-то отдаленно байроническое, хотя он ни­

сколько не рисовался. Скорее это было какое-то неясное

и невольное сходство. Светлые, выпуклые глаза смотре­