Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

но особое внимание уделял двум: А. И. Соболевскому и

И. А. Шляпкину.

А. И. Соболевский читал в наши годы ряд разнооб­

разных курсов: «русский исторический синтаксис»,

«древнецерковнославянский язык», «история русского язы­

ка», «русская диалектология», «славяно-русская палеог­

рафия»; кроме того, он вел на дому и в университете

практические занятия по летописи, обнаруживая порази­

тельную начитанность в области древних памятников и

увлекая нас блестящим остроумием своих конъектур

при анализе летописного текста.

Соболевский не терпел «налетчиков» — случайных по­

сетителей — и расправлялся с ними на лекциях круто и

не стесняясь; но зато около него всегда группировалось

двадцать—двадцать пять человек, работой которых Алек­

сей Иванович руководил внимательно и любовно и ос­

тавил по себе благодарную память. Каждый участник его

семинария обязан был представить реферат на одну из

многочисленных тем, которые Соболевский раздавал в

начале з а н я т и й , — по анализу языка. Докладчик сменял

докладчика: от «Супральской рукописи» мы переходили к

«языку Ал. Толстого», от «стиля и языка К. Рылеева»

к такому же разбору «Жития протопопа Аввакума».

Блок остановился на теме «язык Александрии русских

хронографов» и выполнил свою работу с присущей ему

отчетливостью: скупой на похвалы и крайне требователь­

ный Соболевский признал труд Блока превосходным 7.

...И. А. Шляпкин умер в лютые годы военного без­

временья.

Будущий историк б. императорского Санкт-Петербург­

ского университета, так же как историк русской литера­

туры и русской общественности, внимательно остановится

на этой своеобразной и красочной фигуре. Сын крестья­

нина, до конца дней сидевший на своем «наделе» в Бело-

острове, среди изумительных книжных сокровищ, окру­

женный предметами искусства, редкостями и просто ве­

щами, каждая из которых имела свою « и с т о р и ю » , —

Шляпкин пользовался неизменной симпатией молодежи,

404

несмотря на свое «черносотенство», как многие называли

его лукаво-загадочную анархо-монархическую идеоло­

гию, пугавшую обывателей, покорных политической моде

и злобе дня.

Он умел как-то душевно, интимно подойти к человеку,

и эта неизменно дружеская настроенность и терпимость

к чужим мнениям, отзывчивость и жадная чуткость ко

всем явлениям жизни — сказывались и в лекциях бело-

островского отшельника, и в его хаотически-интересных

семинарских занятиях.

Блок писал Илье Александровичу реферат о Болотове.

Помню, что профессор не раз отзывался о работе Блока

почти восторженно и находил в авторе методологический

навык и крупное исследовательское чутье.

Как поэта Шляпкин узнал Блока позднее, пережив

однажды типичную для него «запойную» пору интереса к

новейшей литературе. В 1909—1910 гг. Вольф предложил

ему редактировать хрестоматию современной поэзии. Фак­

тически работа выполнялась мною: был составлен план

издания, подобран материал, написана большая руково­

дящая статья. В процессе этой работы у меня возникали

частые беседы с Ильей Александровичем о новой поэ­

зии. Многое читали вместе. Поклонник Пушкина и его

школы, Шляпкин из Блока особенно почувствовал и оце­

нил «Незнакомку».

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука, —

медленно повторял, вслушиваясь в музыку стиха, Илья

Александрович. «Это поэзия! Это не Городецкий».

Издание не состоялось. Все материалы к нему должны

быть в архиве покойного профессора Шляпкина, где, ве­

роятно, находится и работа Блока о Болотове, которую

Шляпкин тоже собирался печатать 8.

Поэт не порвал связи со своими университетскими

учителями по окончании курса: одно время он серьезно

думал об оставлении при кафедре — на чем настаивал и

Шляпкин — и хотел готовиться к магистерским экза­

менам.

Мы, словесники 1905—06 гг., кончали университет

небольшою группой в 9—10 человек, начав экзамены в

декабре 1905 года и сдав их весной 1906-го.

405

С обычной добросовестностью отнесся Блок и к экза­

менам. В эту пору он часто бывал у меня: по санскриту,

древним и славянским языкам готовились сообща. Я жил

тогда на Могилевской улице (ныне Лермонтовский прос­

пект), недалеко от Египетского моста, в 1905 году про­

валившегося под конным отрядом войска.

Этот провал приводил в злорадный восторг И. А. Бо-

дуэна-де-Куртенэ, у которого мы занимались санскритом,

благо профессор жил тоже на Могилевской улице:

— Так им и н а д о , — брызгая слюной и заикаясь, ве­

селился знаменитый исправитель Далевского с л о в а р я , —

хр-христолюбивое в-воинство!..

Подготовка к экзаменам шла своим чередом, но воз­

можность производства испытаний была сомнительна.

Вероятны были и студенческие волнения, и правительст­

венные репрессии: и то и другое отразилось бы на судьбе

экзаменационной комиссии как официально действующе­

го учреждения. Много студентов уехало в провинцию,

иные просто махнули рукой на университет, потеряв на­

дежду на скорое возобновление нормальной жизни.

Памятником и свидетельством этих тревожных наст­

роений служат сохранившиеся у меня письма Блока,

характерные и для их автора, и для времени, когда мы

кончали университет. Вот эти письма:

1

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии