искусств. Всего Вам доброго.
К письму была приложена визитная карточка форма
та и шрифта, знакомых мне еще со студенческих времен:
А. А. Громову книги из магазина Дома искусств, на
Морской».
Седьмого августа А. А. Блок скончался...
Теперь еще не время для Блока. Но первая четверть
нашего века прошла под его знаком, и нашим, более
счастливым, чем мы, потомкам предстоит завидная доля
(и возможность!) изучать и разгадывать эту сложную,
тонкую и богато одаренную натуру поэта и провидца
апокалиптической эпохи.
Нам же, его современникам, необходимо выполнить
свой долг — собрать возможно больше материалов для
изучения Блока.
Более полувека понадобилось, чтобы Россия начала
понимать и усваивать Пушкина, придя к возможности
его понимания долгим и страдным путем, несмотря на
Венгерова, Лернера, Айхенвальда, Гершензона и Брюсова.
Такова же, быть может, и судьба Блока, в существен
ном схожая при жизни поэта с судьбою Пушкина, не
смотря на несоизмеримость их гения.
409
В. П. ВЕРИГИНА
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ
В то время как в Москве молодой режиссер 1, окру
женный юными единомышленниками, искал новые формы
в театральном искусстве, в Петербурге начинающий
поэт Блок говорил свое новое в «Стихах о Прекрасной
Даме». Поэт перестал мечтать о театре, как в ранней
юности («Мое любимое занятие — театр»), но театр
готовил на него нападение. Откристаллизовавшейся в
Москве труппе во главе с Мейерхольдом суждено было
сделать театр снова желанным и нужным для поэта.
В некоторых воспоминаниях о Блоке говорится, что
поэт бывал за кулисами, вращался в кругу актеров. Мно
гим это должно показаться случайным: молодой человек
развлекался театральными представлениями, веселился в
кругу интересных женщин.
«Болтали... Много хохотали...» — пишет М. А. Бекетова
мимоходом. На самом деле это было несколько не так.
В театре Коммиссаржевской создалась особая атмосфе
ра, подходящая для поэта Блока. Перед открытием се
зона устраивали собрания по субботам, на которые при
глашались все наиболее значительные новые литераторы
и поэты, для того чтобы актеры, общаясь с ними, нахо
дились в сфере влияния нового искусства 2.
Театр ремонтировался, и гостей пришлось принимать
на Мастерской <улице>, в помещении Латышского клуба,
там же, где шли репетиции. Художника Н. Н. Сапунова
попросили как-нибудь украсить нескладную длинную
комнату с узкой эстрадой. Он удивил всех своей изобре
тательностью. Голубое ажурное полотно, напоминающее
сети или, скорее, паутину, окутало стены. Это была часть
410
декораций для «Гедды Габлер». Невзрачная дешевая ку
шетка закрылась ковром. На покрытом сукном столе
стояли свечи. Комната преобразилась. Труппа собралась
заранее. У актеров было приподнятое настроение, но вели
себя все очень сдержанно.
Вера Федоровна Коммиссаржевская, трепещущая и
торжественная, как перед первым представлением, ждала
гостей.
В этот вечер Сологуб читал свою пьесу «Дар мудрых
пчел». Я не заметила, когда вошел Блок, только после
чтения я увидела его, стоявшего у стены рядом с женой,
Любовью Дмитриевной, одетой в черное платье с белым
воротничком. Она была высокого роста, с нежным розо
вым тоном лица, золотыми волосами на прямой пробор,
закрывающими уши. В ней чувствовалась настоящая
русская женщина и еще в большей степени — героиня
северных саг.
Наружность Блока покорила всех. Он был похож на
германских поэтов — собирательное из Гете и Шиллера.
В тот вечер, по примеру других поэтов, он читал стихи
в знакомой нам манере, но с совершенно индивидуаль
ными интонациями и особенным металлическим звуком
голоса. В нем чувствовалась внутренняя сила и большая
значительность.
Блок приковал к себе общее внимание, хотя героем
вечера должен был быть Ф. К. Сологуб. Сергей Городец
кий делил успех с первым. Оригинальный и обаятельный,
он стал нам близким как-то сразу. Из всех стихов, про
читанных Блоком, «Девочка в розовом капоре» 3 пленила
меня больше всего; мне так захотелось прослушать еще
раз это стихотворение, что я обратилась к Блоку с доволь
но странной просьбой — прочитать мне его. Александр
Александрович охотно и просто согласился на это. Мы
стали оба за полуоткрытой дверью, и поэт прочел мне со
всей проникновенностью «Девочку в розовом капоре».
Собрание было многолюдно. Все присутствующие
читали свои стихи. Кузмин пел «Александрийские пес
ни». Вера Федоровна пела и декламировала. Кажется, в
первую же субботу был поставлен «Дифирамб» Вячесла
ва Иванова 4. Все наши актеры, скрытые занавесом,
изображали хор. Я читала слова пифии. В промежутках
между декламацией и пением весело болтали группами,
завязывались знакомства. Мелькали женские улыбки, ло
коны, шарфы... Вихреобразные движения Филипповой,
411
скользящая походка Мунт, пылающие глаза Волоховой,
усталые, пленительные движения Ивановой и, как горя
щий факел над в с е м , — сама Коммиссаржевская; все эти
женщины приветливо слушали, восхищались и восхища
ли, переносясь от одной группы писателей к другой.