Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

В детстве и ранней молодости у Саши не было

настоящих близких товарищей. Сперва участниками его

игр были мы, его младшие двоюродные братья, и другие

родственники нашего возраста. Товарищ по гимназии

Н. В. Гун едва ли мог быть действительно близок Блоку,

так как по всем своим привычкам и вкусам был далек

от духа и интересов, господствовавших в бекетовской

семье. Точно так же случайна и кратковременна была

неожиданно возникшая дружба с кадетом, а затем моло­

дым офицером В. В. Греком. Нелюдимость Блока начи­

нала сказываться уже в довольно ранних годах.

Зимой в Петербурге мы жили довольно далеко друг

от друга и видались не часто. Обычно Саша приезжал

к нам по субботам, и мы затевали возню. Сначала это

были просто детские шалости, затем в моду вошли

«представления». В Мариинском театре шел тогда балет

«Синяя Борода», на который нас возили 1. И вот мы

втроем — Саша и мы, братья, стали изображать этот

балет. Особенно смешон был Саша в роли одной из жен

Синей Бороды: он влезал на шкаф в нашей детской и

82

оттуда махал руками и длинными уже ногами, изобра­

жая, как заточенная в башне жена Синей Бороды взы¬

вает о помощи.

Большинство наших воспоминаний о Саше Блоке

связано с Шахматовом, небольшим имением нашего деда

А. Н. Бекетова, куда нас троих привозили каждый год,

примерно в мае, и где мы оставались до конца августа

или начала сентября. Первой приезжала в деревню ба­

бушка. Затем понемногу съезжались прочие члены семьи.

Вновь приезжающих выходили встречать на дорогу, жда­

ли, прислушивались к колокольчику. Когда усталая

тройка лошадей в забрызганной коляске въезжала на

двор, яростно лаяли дворовые собаки, раздавались шум­

ные приветствия, а мальчики тотчас бежали в сад, во

флигель, в любимые места, наслаждаясь деревенским

привольем после городской зимы. Начиналась счастливая

для детей летняя пора: никаких занятий и уроков, пол­

ная свобода, все удовольствия деревенской жизни.

Дедушка и бабушка Бекетовы, приезжая на лето в

деревню, стремились к полному одиночеству и отдыху от

людей, которые надоедали им за зиму в Петербурге.

Всегда подчеркивалось, что мы живем «в деревне», а не

на даче. Дачная жизнь считалась синонимом пошлости.

В отношении одиночества особенно требовательна была

бабушка Елизавета Григорьевна, весьма строго и остро­

умно, но не всегда справедливо оценивавшая людей.

Гостей в Шахматове бывало всегда очень мало, а с со­

седями почти совершенно не знались. В этом сказывалась

бекетовская исключительность, строгость и требователь­

ность к людям, проявившаяся впоследствии так остро и

в характере Саши Блока.

В деревне Гудино, в одной версте от Шахматова, ряд

лет подряд жили летом какие-то французы или швейцар­

цы, какой-то мосье Эбрар с женой, преподаватель фран­

цузского языка в одной из московских гимназий, недур­

ной пейзажист-любитель, дальний родственник довольно

известного парижского журналиста, редактора газеты.

Дедушка А. Н. Бекетов очень любил французов и все

французское и превосходно говорил по-французски, как,

впрочем, и вся вообще семья Бекетовых; все ее симпатии

всегда были на стороне французов, к немецкому же и к

немцам относились враждебно, иронически, презритель­

но, делая исключение только для немецкой музыки. Тем

не менее Эбраров не только никогда не приглашали, но

83

даже избегали встречи с ними на прогулках. Однажды

мы встретились с ними чуть ли не лицом к лицу; маль­

чики, по-своему выражая настроения старших, бросились

в сторону и спрятались от «французов» за поленницу

дров.

На дворе в Шахматове была большая куртина из

кустов шиповника, сирени, корнуса и спиреи. В этой

куртине мы устроили ряд извилистых ходов, площадок и

укрытий «для защиты от разбойников», чем вызвали не­

удовольствие бабушки. Она говорила, что куртина может

служить действительно хорошим укрытием, но только для

кур и цыплят от коршунов; мы же распугали всех кур.

Тогда мы перенесли нашу деятельность в сад, где за

«дальней кленовой дорожкой» была заросшая канава,

отделявшая сад от леса. В окружающих кустах Саша

задумал устроить укрепления для защиты от неприятеля;

мы усердно трудились над расчисткой ходов и площадок

под корнями и деревьями, обрубали верхи у деревьев и

устраивали естественную «лестницу» на сосну, где был

«наблюдательный пункт». Все это сооружение называлось

«Нэ», по первому случайному слову, сказанному кем-то

из нас троих.

Во всех этих затеях Саше, самому старшему из нас,

принадлежало обычно первое место как в отношении за­

мысла, так и в смысле выполнения.

В раннем детстве одной из любимых наших игр была

игра в поезда. Все скамейки в саду были названы по

имени больших буфетных станций б. Николаевской, ны­

не Октябрьской железной дороги, которую мы хорошо

знали и любили. Первая, ближайшая к дому, скамейка

под кустом акации называлась «Любань», далее шла

«Малая Вишера», две скамейки посреди главной липовой

аллеи изображали Бологое, затем шли и другие станции

на дальней дорожке, в березовом кругу и т. д. Игра за­

ключалась в том, что, прижав к ребрам локти согнутых

рук и выбрасывая их вперед наподобие поршней, мы бе­

жали по дорожкам, останавливались у станций-скамеек,

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии