Александр Блок в воспоминаниях современников

литературные влияния сыграли формирующую свою роль

и гений поэта утвердился. Замечания его были подчас

неожиданны и логически не убедительны; значение их

становилось ясным лишь в сочетании с сокровеннейшими

его мыслями о художественном творчестве. Одно для ме­

ня остается, в итоге, несомненным: всяческое литера­

турное мастерство, все формально-поэтическое вызывало

в нем отрицательное чувство. С самым понятием поэзии,

с самым наименованием «стихи» мирился он лишь

условно. Похвалив однажды стихотворение, мною прочи­

танное, тут же добавил он, что «это почти уж не стихи»;

а когда, много лет тому назад, жаловался я, что стихи

не пишутся, он, утешая меня, убежденно заявил, что

можно не писать стихов и быть все-таки поэтом.

Достижения в области стихотворной техники оставля­

ли его глубоко равнодушным, если с ними не связыва­

лись достижения иные. В собрании Союза поэтов, в при­

сутствии Блока, покойный Н. С. Гумилев привел однаж­

ды, в качестве примера скромности и простоты А. А.,

высказанное им в коллегии «Всемирной литературы» мне­

ние — что «какие же теперь вообще поэты... вот прежде

были поэты: Фет, Полонский...». Кое-кто из присутство­

вавших улыбнулся, но А. А. с неподдельною искрен­

ностью начал отстаивать свою мысль, не пытаясь,

впрочем, ее обосновать... Тогда же, на вопрос мой о Бу­

нине, порадовал меня А. А., высказавшись о нем как

о первоклассном современном поэте; формальная, по чи­

сто внешним признакам, отдаленность его от новых тече­

ний поэзии не оказалась для А. А. решающим доводом.

32

Понятно, в силу сказанного, почему, еще много лет тому

назад, А. А. отдавал предпочтение Бальмонту перед Брю­

совым; понятно, почему, вдумчивый и осторожный, наз­

вал он прочтенные О. Мандельштамом стихи «артистиче­

скими»; 33 почему, возражая многим и многим, отстаивал

за Маяковским право громадного таланта и, мирясь с

ужасающей словесной бутафорией И. Северянина, назы­

вал его настоящим поэтом 34. И одно осталось мне не­

понятным: как за акмеизмом, за поэтическим профес­

сорством, за цеховой фразеологией Н. С. Гумилева, явно

наигранною, не чувствовал он поражающей силы худо­

жественного творчества. К поэзии Гумилева относился он

отрицательно до конца и даже, когда, по настоянию мо­

ему, ознакомился с необычайным «У цыган», сказал мне,

правдиво глядя в глаза: «Нет, все-таки совсем не нра­

вится».

Трудно заподозрить Блока в предубежденно-неприяз­

ненном отношении к так называемым пролетарским по­

э т а м , — казалось бы, от них должен был ожидать он об­

новления и сдвига. Однако говорил о них А. А. угрюмо

и неохотно, и не помню, чтобы когда-нибудь высказался

одобрительно. Просматривая однажды принесенную А. А.

в дар Союзу поэтов кипу стихотворных пролетарских

брошюр, уныло однообразных по форме и содержанию,

я заметил вскользь: «Однако пролетарские поэты бессове­

стно заимствуют у «буржуазных». «Если бы только

это...» — отозвался А. А. с омрачившимся взором — и пе­

ревел разговор на другую тему 35.

Суровый и н а с т о р о ж и в ш и й с я , — иногда с тучею гнев­

ности на опаленном лбу, с постепенно углубляющимися

складками в углах твердого и нежного р т а , — вспоминается

мне Блок за последние годы. Реже и реже освещалось

улыбкою гордое лицо. Поразительны и непостижимы те

чисто формальные изменения, которые приходилось мне

наблюдать по временам в чертах лица А. А. Мимика, в

смысле произвольных и рассчитанно-согласованных дви­

жений лицевых мускулов, вовсе не присуща была харак¬

теру Блока; лицо оставалось поверхностно спокойным.

Но, выходя из «фокуса» своего, менял он наружность,

как никто. Древнее становилось лицо, глуше его окрас­

ка; удлинялся, казалось, нос и выделялись неожиданно

крупные уши; и опять, в светлый миг, стремительно мо-

2 А. Блок в восп. совр., т. 2 33

лодел он, и божественная улыбка приводила черты лица

в гармонию.

Таким юным, и сильным, и радостным вспоминается

он мне на вечере Народной комедии 36, осенью 1920 года,

в Народном доме. Искренне воодушевленный успехом,

сопровождавшим игру участников, и в том числе

Л. Д. Блок-Басаргиной, входил он опять в жизнь, вни­

кал в ее легкие и томительные мелочи, дышал впечат­

лениями виденного; даже об умирающем Союзе поэтов го­

ворил с живостью и делился своими планами. Наиболее

явственно отражалось его настроение в походке. В мо­

менты подъема душевного становилась она необычайно

легкой и упругой. Из сумрака памяти встает передо мной

давний, юный Блок: вижу его в фойе театра; стремитель­

но проходит он — как бы несется, как бы летит, не ка­

саясь пола, через переполненный зал, рука об руку с

спутницей. Воздушный плащ ее развевается, откинутый

назад в неудержимом движении, а сам оп — как архан­

гел, влекомый светлою силою...

И опять другим, благодушным и детски простым, при­

поминается мне Блок в спокойные вечерние часы, за

стаканом чаю, после напряженной, ставшей необходи­

мою, беседы на общественные темы. Удовлетворяя любо­

пытству моему и моей жены, характеризует среду арти­

стов, с которой, по должности председателя театрального

совета, приходится ему соприкасаться; с почтительностью

не искушенного в делах жизни человека отзывается об