– Я не думаю, что это мое ноу-хау. Но одно ноу-хау там есть, когда колонки не направлены на зрителей. Вот это, возможно, действительно ноу-хау. Но главное, что там получилось, – мы поставили очень мощную аппаратуру, которая работает на очень небольшой громкости. То есть давление большое, а громкости нет. Ощущение кругового давления музыкального есть, а на уши это не действует.
– А как много людей с подобным рецептором, которые смогут это оценить, если мы сейчас не говорим о друзьях-музыкантах?
– А никто не знает, почему хорошо. Понимают, что хорошо, а как это сделано, никого не волнует. Они понимают, что комфортно. Более того, так как мы сейчас с тобой беседуем, да, примерно так же можно разговаривать при этом при всем. То есть люди могут беседовать – хорошо, плохо или, там, «как ее зовут» и «что это за певица». Понимаешь? То есть говорить в зале можно. Потом, в этом же зале мы придумали кино. Я думаю, что это лучшее в нашем городе изображение и лучший звук.
– Опять без ложной скромности.
– Но у нас очень дорогая аппаратура, очень. Нигде такой техники нет.
– Официальное название площадки: Государственное бюджетное учреждение культуры города Москвы «Московское театрально-концертное музыкальное объединение под руководством А. Градского». То есть деньги город опять дал?
– Город, конечно. Единственное, что я в очередной раз ставлю себе в заслугу, – то, что, на мой взгляд, получилось не дать никому ничего…
– Понятно, позаимствовать.
– …Заработать, распилить. Все деньги, которые город давал, они все воплощены в технологии.
– Есть с чем поздравить.
Не про Толстого: про Градского
«Когда Набоков читал лекции о русской литературе, он гасил свет в аудитории, потом просил включить одну лампочку и говорил: "Это Чехов!" Когда открывал все окна, говорил: "Толстой!" Вот мы открываем окна, и у нас Лев Николаевич Толстой, он же Александр Борисович Градский!»
Именно так в программе «Мимонот» (Радио Mediametrics) я и представил тогда своего именитого гостя.
Ту беседу, кстати, я провел со своими курсантами (читал зимой 2017 года курс в МИТРО) Юлией Василенко и Евгенией Волконской, но где чей вопрос, отмечать не стану. Ну а собеседник означенную тему влет подхватил:
– Про Толстого!
В молодости поспорил с приятелем, что прочту академическое 90-томное собрание его сочинений. На ящик коньяка забили…
Он привез мне ЭТО на такси и вывалил все около дивана…
Понятно, в начальных томах – основные произведения, пьесы, повести, рассказы …а потом началось… статьи… записки… дневники… такая нудятина: поучающий всех нравственности заядлый ходок, панически боящийся смерти неврастеник, сомневающийся во всем и во всех человек… безудержное morality, граничащее с еле скрываемыми реминисценциями офицерского прошлого, – и это осточертевшее в конце концов Е.Б.Ж. (Если Будем Живы) в письмах или в дневниках при окончании описания дня, минувшего перед днем завтрашним…
Я настолько устал, что только из какого-то теперь уже неведомого мне принципа дочитал примерно за полгода собрание сочинений до конца по очереди с «Виконтом де Бражелоном», Мопассаном и Элюаром с Боратынским вперемежку, а иначе мой хладный труп с выпученными от ужаса глазами так и не дождался бы заветного коньячного ящика… а так все закончилось дикой пятизвездочной пьянкой и вывозом из моего дома академического издания …но… серо-голубой пятнадцатитомник великого писателя Толстого Льва Николаевича всегда под рукой…
– Один из основных упреков в ваш адрес от фанатов: раньше вы были жестким в оценках, по-рокерски, а сейчас стали более дипломатичным. То есть уже не слышим мы реплик насчет того, что это, мол, не вокал, а «пердючий пар изо рта» или «пищание»…
– Не «пердючий», а «пердячий». Я могу ответить на этот вопрос, вопрос хороший, правильный и справедливый. Я со временем, с возрастом, стал более толерантно (если так можно сказать) относиться к ситуациям, когда человек кормит своих детей, жену, родителей. И если человек больше ничего не умеет делать, как только хреново петь, но за это ему платят, и он каким-то образом может содержать свою семью, он, на мой взгляд, все-таки делает благое дело, хотя бы для себя и своих близких. И уже нельзя его ругать.