– Я просто не стал бы этого делать. Дело все в том, что у меня, по самым скромным подсчетам, где-то, может быть, двадцать пять – тридцать альбомов, которые выпущены как двадцать с чем-то компакт-дисков, по одному или по два альбома на диск. И они не были никогда, как сказать, раскручены, что ли, или навязаны аудитории. Посему сложилось, может быть, впечатление, что у меня всего два хита: один – это «Первый тайм», а второй – «Как молоды мы были». Это очень смешно. Я хохотал просто. У меня есть, конечно, какие-то песни, которые более-менее известны. Может быть, штук десять. Но это песни. А работы как таковые… вот набоковская работа, «Ностальгия». «Флейта и рояль», вокальная сюита на стихи Маяковского и Пастернака. «Русские песни». Это все компакт-диски. «Сатиры» на стихи Саши Черного, которые до сих пор продаются, что самое интересное. Есть меломаны, которым нравится вот это купить, принести домой, но это не было навязано. Это не было навязано и не было нагнетаемо. Ничего там особо сложного нет. Просто, когда ты находишься в какой-то связи, о, господи, мы сейчас опять про шоу-бизнес… Ну, у нас тысячи человек повязаны друг с другом. Это как в нашей футбольной премьер-лиге. Об этом мне легче сказать. Я на этом примере могу рассказать про музыку. В премьер-лиге никто особо друг друга не поливает. Как-то все очень толерантно. Кто-то сыграл плохо. Кто-то там что-то не то сделал, поставил не того игрока, купил не того игрока. И все чрезвычайно мило. Все как-то очень хорошо. Ну, вот у нас какой-то есть общий бизнес. Вот мы занимаемся футболом. Наша задача – привлечь людей на стадион. Как бы мы там играем, через пень-колоду, потом нас все дерут подряд и в Европе, и в мире, как хотят, с нами разбираются. Иногда можем вдруг случайно пенальти ногой отбить и получить «Заслуженного мастера спорта», хотя Акинфеев один это заслужил… То же самое в музыке. Есть недомузыканты, недопродюсеры, недокомпозиторы, недопоэты, недовокалисты. И журналисты, достаточно профессиональные телевизионные. И кто-то из массовой информации и Интернета. Они живут в своем мире, в мире мифологии. И так как они все находятся в связи, в результате – продукт, который они создают, и есть продукт, который доступен людям. Другого продукта нет. Ты можешь смотреть хоть тысячу «голубых огоньков» подряд. И в том, и в другом, и в третьем, и в пятом, и в седьмом будут одни и те же артисты. Это сорок-пятьдесят человек. Проблема в одном. Они уже старые все. Как и я. Им всем под 60, под 70. Более того, интересно другое. Я-то еще пою. А они даже не поют. И это весело – крутить плюсовую фонограмму двадцатилетней давности и рот под нее, как рыбка, разевать…. Посему я и говорю, что «Градский Холл» – альтернатива. Здесь молодые люди. От двадцати до тридцати. И они обалденно поют, по-настоящему, и всегда живьем!
– Видите ли, в чем дело, Александр Борисович. Вот мы ранее упомянули, допустим, балет. А, если сейчас мы выйдем и спросим про «балет», знаете чье имя назовут? Настя Волочкова.
– А ты не спрашивай на улице всякую всячину, имей свое мнение, что истинно, а что ложно… У нас, к сожалению, есть некая вера в этот флер. Наша русская черта – мифология. Мы на самом деле не очень хорошо знаем, кто чего стоит, что и как происходило в истории. Но нам сказали, что было так. И почему-то все поверили. А дальше очень сложно что-то изменить. Начнешь говорить или писать правду – кто-то ужаснется, а кто-то завопит: «Очернительство!» (ведь он про себя прочел!) И человеку более-менее мыслящему, которым я себя хотел бы считать, сразу становится глубоко наплевать на то, что «общество» считает. Ибо это не общество вовсе, а скорее «сообщество» врунов, договорившихся лгать одинаково… Я захожу к себе в комнату. Там у меня книги. И я знаю, что примерно было на самом деле. То, что при этом пятьдесят миллионов человек думают, что было по-другому, я готов для вида с ними согласиться. Ребята, ну, наверное, было так. Давайте, думайте. Но я почти точно знаю, почему и как все произошло, отчего, и кто виноват на самом деле… И как этого избежать.
Но я советы никому не даю. Я просто стараюсь воспринимать жизнь такой, как она есть. Я знаю, что может произойти все что угодно. Я в каком-то году, 1985-м, кажется, и представить себе не мог, что СССР развалится через шесть лет. Понимаешь, вот ни ты, ни я не могли это представить. Прошло каких-то несколько лет, и вся конструкция развалилась, как карточный домик. Я прилетал в Магадан и видел людей многих национальностей, которые приходили на концерт. Мне казалось, что это хорошо.
Этой страны больше нет. Я многое не любил в Советском Союзе. Но я бы так сказал: любил, не любил, но мирился. Для меня было важно работать для людей, понимающих русский язык и русскую музыку, русскую культуру. А они находились все тут. За границей почти не было этих людей.