Александр Пушкин: близкая эпоха

Далее Василий Назарович пишет письмо министру Кочубею с доносом на Пушкина и на всех лицеистов. Лицей в письме назван рассадником вольнодумия, где воспитываются недоброжелатели Отечеству (удивительно, опять-таки, что тот же самый Каразин освободил своих крестьян, отдав им за оброк земли в наследственное владение, и учредил в селе крестьянский парламент…). Кочубей докладывает Александру о письме. Александр поначалу заинтересовался только эпиграммой, где про «венчанного солдата…» (на потоки вольнодумия он не обращал внимания, говоря, что это все от молодости, я, вон, тоже был молодым). Но «венчанный солдат» раздражает царя, и он приказывает Милорадовичу сделать у Пушкина обыск. Политический сыщик Фогель приходит в дом на Фонтанку в отсутствие Пушкина и предлагает слуге, Никите Козлову, за 50 рублей (приличная сумма – примерно месячная зарплата Пушкина!) дать почитать пушкинские рукописи. Никита отказывает. Пушкин, узнав вечером о визите сыщика, немедленно сжигает рукописи с компрометирующими стихами.

А на другой день Пушкина уже вызывают к Милорадовичу. Идя к генерал-губернатору, Пушкин случайно сталкивается с Федором Глинкой (хороший знакомый Пушкина по «Зеленой лампе» и вольным обществам) на Театральной площади – это одна из нескольких счастливых случайностей в жизни поэта. И Глинка, уже год как вступивший в должность правителя канцелярией генерал-губернатора, проинструктировал Пушкина, как надо себя вести с Милорадовичем. То есть Федор Глинка выдал Пушкину пошаговый алгоритм действий в кабинете у шефа: что надо говорить, а что не надо, от каких пушкинских текстов Милорадович может улыбнуться, а от каких захохотать.

Еще раз скажем спасибо отцу поэта, Сергею Львовичу, который не давал денег сыну. Если бы Пушкин поехал к Милорадовичу на извозчике (генерал-губернатор жил на углу Невского и Большой Морской, напротив ресторана «Талион»), он не встретил бы Глинку, и неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая судьба.

Придя к Милорадовичу, Пушкин говорит и действует строго по инструкции Федора Глинки: бумаги мои, к несчастью, сгорели – был ночью слегка выпившим, уронил, растяпа, горящую свечку, хорошо еще, что дом не спалил… но готов прямо здесь, в кабинете, написать все свои стихотворения на память буквально за полчаса – пишу я быстро, нас научили в Лицее, спасибо императору… уже сажусь за перо! – вы и глазом моргнуть не успеете…

Пушкин, в самом деле быстро, заполняет текстами целую тетрадь, и уж конечно, чрезмерно дерзкие эпиграммы в «собрание сочинений для Милорадовича» не вошли.

Милорадович читает со смехом, сожалеет, что Пушкин не написал ничего против Государственного Совета, а то бы он сегодня им там зачитал… и Синод поэт как-то обошел вниманием, а жаль, Милорадович там завтра будет…

– Обещай, что, если напишешь против Синода, завезешь мне копию! – смеется генерал-губернатор и объявляет поэту прощение.

Царь, заслушав доклад Милорадовича, недоволен: с чего такая поспешность? Не лучше ли Пушкину заработать прощение ссылкой в Соловецкий монастырь или Сибирь? Для чего Ермак Сибирь завоевывал? – там очень хорошо дерзкому дворянину думается над своим поведением!..

Александр I вызывает на ковер Егора Энгельгардта:

«… твой Пушкин наводнил Россию возмутительными стихами, вся молодежь наизусть их читает!..».

Энгельгардт, как и многие друзья Пушкина, заступается за Пушкина – все просят сильных мира сего о снисхождении к поэту.

Сам Пушкин прибегает к Карамзину с криком «Тону! Николай Михайлович! Спасите!..» — Обещаешь в течение двух лет ничего не писать против правительства? – строго спрашивает государственный историограф.

– Ох, обещаю, – бьет со всей силы себя в грудь Пушкин, – еще как обещаю! Никогда так еще не обещал! Хотите, два с половиной года пообещаю? Хотите – три?..