Александр Вертинский

Кстати, в этом же отеле в то же время проживал Вадим Козин, имя которого уже звучало в отдаленных параллелях с создателем авторской песни Вертинским. Казалось бы!.. Но нет, артисты вежливо раскланивались и расходились по своим номерам. Правда, однажды Вертинский попросил у Козина помощи. Лидия Владимировна как-то повздорила с официанткой ресторана из-за несвежих эклеров. «Эмигрантка! Ей не нравятся пирожные! И это в то время, когда весь советский народ!..» Скандал разгорался. Вертинский попросил у Козина помощи, и тот через директора гостиницы уладил дело. Но творческой встречи создателя и продолжателя авторской песни не случилось…

Потом Вертинский получил роскошную, по советским меркам, квартиру на улице Горького, в самом центре Москвы, окна которой выходили на крышу Елисеевского гастронома. Правительством артисту был подарен рояль фирмы «Бехштейн».

В это время Вертинский в составе фронтовых бригад неоднократно выезжал на фронт. Здесь он поет «О нас и о родине», «Наше горе», «Иную песню», «Китеж». Его авторская песня обретает патриотическое звучание. А вот очень личная песня об искуплении собственных грехов перед Отчизной:

Скоро день начнется и конец ночам,
И душа вернется к милым берегам,
Птицей, что устала петь в чужом краю,
И, вернувшись, вдруг узнала Родину свою…
И настанет время, и прикажет мать
Всунуть ногу в стремя иль винтовку взять,
Я не затоскую, слезы не пролью,
А совсем иную песню запою…

* * *

Леонард Гендлин, писатель, постоянно преследуемый советской властью, оставил нам в 1980 году воспоминания о первой встрече Вертинского с артистической и литературной общественностью Москвы в апреле 1944 года:

«Нарядный зал Дома актера Всероссийского театрального общества залит огнями. Царит необычайная и приподнятая атмосфера. Очевидно, в первый раз за годы трудоемкой войны женщины вспомнили о довоенных нарядах и «бывших» драгоценностях. Три великих театральных «старика» – Василий Качалов, Иван Москвин, Василий Тарханов, и три великие театральные «старухи» – Александра Яблочкина, Евдокия Турчанинова, Варвара Рыжова вышли на сцену с Александром Вертинским. Присутствующие в зале артисты трех поколений мгновенно поднялись. Раздался шквал аплодисментов. Москва с грустной улыбкой аплодировала своему прошлому. Александр Николаевич был явно взволнован. Он не ожидал такой сердечной теплоты…

Когда-то в молодости он выходил на эстраду в костюме Пьеро. Его шея была обмотана воротником из траурного крепа, лицо обсыпано слоем пудры. Выделялись глаза, сведенные в изогнутую дугу, и алая лента рта. Перед нами оказался совсем другой человек, утомленный и много повидавший. Безукоризненный черный костюм, накрахмаленная сорочка, серебристая с отливом бабочка придавали его облику значительность и некоторую величавость…

Вот он исполнил:

Я маленькая балеринка. Всегда мила,
И скажет больше пантомима, чем я сама.
Но знает мокрая подушка в тиши ночей,
Что я усталая игрушка больших детей…

Наступила пауза… На сцену вышла прима-балерина Большого театра Екатерина Гельцер с букетом цветов: