Александр Золотая Грива.

Александр, обласканный стратигом, получивший всё возможные награды и подарки, отправился в Константинополь. Дворцовая шушера встретила его, как античного героя, победившего злых богов. Эти дряни в человеческом облике зубами скрежетали за его спиной от зависти, но в лицо улыбались - к этому выскочке благоволил император. Всячески заискивали, льстили, дарили подарки, подсовывали половозрелых дочерей, красивых и не очень. Жёны сами вешались на шею, а мужья давали им советы, как покрепче зацепиться и за какое место.

Послушник Анатолий куда-то запропастился, незаметно исчез, но Александр не очень-то и огорчился, а по правде так и вовсе не заметил. Ему быстро надоели нравоучительные истории отца Анатолия, бесконечные рассказы о житии святых мучеников. Особенно доставали цитирования Экклезиаста. Вдобавок ко всему, послушник Анатолий не обладал красноречием, говорил коряво, запинаясь и заикаясь. Слушая его, Александр только улыбался, отворачиваясь или тихо злился, ожидая окончания очередного косноязычного повествования.

Зима прошла, как один нескончаемый праздник. Пиры, скачки, охота, состязания в стрельбе из лука, бросании копья или турниры - везде Александр был лучшим. Иногда смутно удивлялся, неужели так он хорош, а ромеи плохи? За что ни возьмётся, всё получается лучше других. И женщины почему-то предпочитали именно его. Он уже забыл, когда спал последний раз один. Каждое утро, просыпаясь, обнаруживал женскую голову у себя на подушке. Тёмные, светлые, рыжие, с длинными волосами или короткими, менялись с необыкновенной быстротой и однажды, когда количество выпитого превысило всё мыслимые пределы, ему стало казаться, что у женщин лиц вообще нет. Есть только затылки в кудряшках, более менее светлых или тёмных, а лиц - нет!

Закончились рождественские праздники. Один, в роскошном загородном доме, Александр жил уже который месяц. Правильнее сказать, не один, а в постоянном окружении "друзей" и "подруг". Сегодня посреди ночи на него на краткий миг словно снизошло просветление или, наоборот, помутнение рассудка. Внезапно проснулся, пинками разбудил слуг, приказал запереть всё двери и никого не пускать. Когда слуги дрожащими голосами попросили уточнить, кого именно, аж зарычал - ни-ко-го! Уехал в неизвестном направлении и всё!

Вернулся в спальню величиной с конюшню, сплошь уставленную деревянными ящиками всевозможных размеров, расцветок и форм - мебель называется, сёл напротив громадного, в полстены, зеркала. В драгоценном куске плоского хрусталя, покрытого с другой стороны толстым слоем серебра, отразился он сам: мутные от беспробудного пьянства глаза, один открыт, другой только наполовину, серо-жёлтые волосы торчат во всё стороны, словно застыли в ужасе. Лицо, плоское, невыразительное, складки под глазами, рот как-то перекосился, будто у старика паралитика.

Взгляд опускается ниже. Бросается в глаза нагло выпирающий круглый живот с идиотски торчащим пупком, как писька младенца. Когда-то выпуклая от железных мышц грудь скрылась в волнах подкожного жира. Руки, по-бабьи мягкие и толстые, бессильно висят вдоль живота, словно использованные не по назначению мужские половые органы и оттого ни на что более не способные.

- Жаба ... - глядя на отражение в зеркале, произнёс Александр. В горле больно запершило, будто кошка когтистой лапой провела, сухо закашлял, сплюнул.

- Ж-жаба! - снова произнёс он, с ненавистью глядя на себя. Вскочил, дико закричал, схватившись за голову, словно она разрывается, а он пытается удержать рвущиеся половинки. Зашатался, упал на колени, потом стал на четвереньки. Зарычал, быстро оглянулся, как дикий зверь. Глаза на миг остановились на длинном двуручном мече, том самом, что когда-то нашёл на берегу моря. Он незаметно стоял в изголовье кровати, на расстоянии вытянутой руки от подушки. Александр горько усмехнулся - ещё не забыл воинские привычки.

Бросился к мечу. Сверкающая полоса отточенной стали холодно сверкнула над головой. Коротко взвизгнул распоротый воздух. Подушка взорвалась пуховым вулканом, рассечённая пополам. Ещё взмах и кривоногий ночной столик красного дерева, что день и ночь источал экзотический аромат дальней неведомой страны, превратился в кучку деревяшек. Не останавливаясь, обрушил удар на следующую вещь, то ли сундук, то ли секретер, потом дальше ...

В считанные минуты спальня приобрела вид дровяного склада, где поработали пьяные до безумия дровосеки. Когда мутная пелена ярости спала с глаз, Александр подошёл к зеркалу. Его отражение не изменилось, он был всё таким же по-лягушачьи обрюзглым, но где-то далёко в глубине зеркала на краткий миг показался и пропал тот, прежний Александр.

- Ага, - хрипло произнёс нынешний, - понятно...