Александра Федоровна

А между тем на фоне умирающего самодержавия Александра Федоровна представляла собой интересное сочетание многих черт, из которых одни принижали ее к уровню людей, по выражению Никиты Панина, «припадочных», а другие выдвигали—из ряда обыкновенных. Эмоциональная сторона уступала рассудочной. «Мозг все время работает и никогда не хочет отдохнуть. Сотни мыслей и комбинаций тревожат меня», — пишет она о себе. Мозг работает, а сердце, «больное», не выдерживает ничтожного напряжения, питается каплями 2—3 раза в день. «Сердце болит Но моя воля крепка. Только бы не думать».. «На сердце такая тяжесть и такая грусть»... — Этими словами буквально пересыпаны ее письма. Мысли не покидают царицу. Она думает, часами лежа в кровати, на диване, думает, стоя в церкви, на прогулке с детьми, в лазарете, на охоте, на приемах, в обществе и в одиночестве. Не все мысли значительны и даже интересны. Большинство окрашено в мрачный цвет. Всегда наворачиваются опасения, тревога или зловещие предупреждения. Но что в особенности характеризует ее, это — «•осмысление» окружающего, уклон в сторону рационализма, гипертрофия «умственности» даже там, где, казалось бы, для чувства открывается прямая дорога. Но мысль ее не получала выхода в творческой деятельности* билась бесплодно, оставаясь минутной и бескрылой. Она разъедала всякое чувство, чувство, которое рождалось в ней, как в женщине, матери и жене. Этим и объясняется холод, распространяемый ею вокруг, и неподвижность лица и мертвенность взгляда. В этой «умственности» была сосредоточенность, но была и навязчивость. «Только бы не думать».. А чувство быстро вырождалось в чувственность или готовило почву для экзальтации i..

Подобно росту, фигуре и внешнему виду; рассудочность ее была тоже прямолинейной, негибкой. Умственный взор всегда видел пред собой тупик.- В сознании господствовала идея безвыходности. Примириться с этим было трудно, невозможно. Психика самоотравлялась. Любой момент грозил потерей равновесия. Это означало бы — крушение всего склада жизни, миросозерцания, полная катастрофа личности. Безысходность еще более осложнялась. Душа была скована порочным кругом. Самообладание покупалось дорогой ценой постепенного разрушения воли. Ко времени войны картина такого разрушения была на-лицо.

После .встречи с Александрой Федоровной французский посол Пале^яог занес в свой дневник характерные строки: «...моральное беспокойство,

постоянная грусть, неясная тоска, смена возбуждения и уныния, постоянная мысль о невидимом и потустороннем, легковерие, суеверие» .. В том состоянии, в котором царица открылась наблюдательному дипломату, от видимой уравновешенно-, сти осталась только пустая оболочка. То\ что таила в себе подлинная Александра Федоровна, стало в конце концов очевидным.

Процесс внутреннего настроения усугублялся еще одним фактом. Алиса Гессенская принесла с собой наследственный порок развития крови — гемофилию, таинственную болезнь, которая, хотя и проявляется только у потомков мужского пола, однако, преследует род женщин — потомков гемофиликов. Зловещий знак наследственности убивал материнскую радость Александры Федоровны. Сколько мрачных мыслей стояло «а пороге ее души и мешало проникнуть хотя бы одному трепетному чувству! Она всем существом своим рвалась к рождению сына и с тайным ужасом должна была ждать роковой встречи с загадочной болезнью. Сын, наследник престола,, — можно ли было придумать более прочную связь с мужем и самодержцем, более могущественное оружие против всех, кто лотов использовать всякое средство, лишь бы расшатать ее влияние и подорвать устои власти? Но произвести на свет наследника, обреченного с первых дней рождения стать жертвой дурной наследственности, не значит ли это ко всем тяготам

И

«царственной жизни» прибавить еще проклятие рода и увеличить во сто крат неприязнь и вражду окружающих? Александру Федоровну ие покидало все время чувство ответственности, не искупленной вины: Это омрачало душу, сверлило мозг. Беспокойство за единственного сына в обычных условиях принимает всегда у матерей характер навязчивой идеи; тем более в такой предрасположенной среде, как психическая организация Александры Федоровны. Каждый успех, каждый день роста сына был отравлен тревожным ожиданием. Ничтожный случай, незаметная царапина или ушиб М'Огли вызвать появление кровоточивости и смерть единственного. Для ребенка было закрыто безмятежное детство, для матери — источник радостной надежды.