Сколько в этих словах пассионарного напора, динамизма, стремления отторгнуть своей несокрушимой жаждой жизни все стареющее и отжившее свой век. Вспомним – какими ничтожными пузырями Маяковский рисовал в своих агитках «попов», «буржуев» и прочих. А сколько силы и новаторства в поэтических образах «горлана-главаря»?
Да что там – половина пропагандистского обеспечения социализма строилась на культе сильного, дерзновенного и витального, на культе покорителя времени и пространства. Сплошные парады физкультурников. Никто не воспевал серости и безликости, которыми щедро наделяют «красную эпоху» ее современные критики… Утопичная она или не утопичная – еще разбираться, но это была эпоха с невероятно захватывающей эстетикой…
И в этой связи исключительно важно понять, что «сила и харизма» не имеют абсолютно имманентного значения. Они не есть функция той или иной общественно-экономической системы. Это – инструмент. Важно, в чьих руках он находится. Любая завоевавшая власть эпоха пытается убедить массы в том, что она самая динамичная и жизнеспособная – и только по этой причине она находится на авансцене истории. И нет никаких оснований полагать, что исключительно нынешняя лучше иных способна культивировать идеалы саморазвития человеческого рода.
Напротив, есть масса аргументов в пользу того, что последние тридцать лет российской истории – это время «отрицательной селекции». Появляется статистика, доказывающая, что происходит заметная децелерация. Снижаются средние телесные параметры молодежи – не говоря уже о ее жесточайшей декультурации и депрофессионализации, социальных составляющих процесса.
Все и начиналось с характерных социал-дарвинистских деклараций. Вспомним, что говорил Ельцин когда-то: «Хочу, чтоб моим преемником на посту президента был человек не ниже меня ростом». А в итоге…
Тупое кулачное право давно уже не представляется вполне убедительным. Только стремление к развитию на основе познания обеспечивает лидерство в современном мире. У нас же новые элиты потратили немало усилий на то, чтобы представить социальные доктрины как «субпродукт истории». В то же время с первых лиц медноблестящие доспехи громовержцев снимают только в дни траура. Во все остальные дни они «бойцы». Да и сами слова «силовик», «силовые структуры» одной своей семантикой призваны активным образом воздействовать на электорат.
Социал-дарвинизмом накоплен огромный арсенал методов воздействия на мозги. Но главное оружие – древнее, как праща. Это оружие – простейшие мифы, байки, речения, образы, – в общем, все, что метафоризирует действительность или вычленяет из нее закономерности. Недавно слышал в общественной баньке от соседа-дальнобойщика:
Убежден: силы, выступающие за социальные приоритеты, должны располагать встречными аргументами. Чтобы быть способной к противодействию, обновленной социальной идее надо и выглядеть ярко и убедительно. Встречают-то по одежке. Пусть, оставаясь гуманистической по содержанию, социальная идея станет спортивной и привлекательной по форме.
Кулаки – вещь, безусловно, доказательная. Красота, как известно, тоже «страшная сила». (Хотя и не столь эффективная, во всяком случае, не всеконечно деятельная, поскольку классик ей страдательный залог приписал: у Достоевского в оригинале-то –
Вот об этом-то мне и захотелось сказать Фредерику Уайту, вспомнившему про 1993 год в контексте «балабановского бриколажа». И что важно – вспомнившему сочувственно, если судить по тону. (Хотя для Балабанова расстрел Белого дома как событие существовал разве что на втором-третьем плане. Тогда они с Сельяновым снимали свой «Замок» под сенью германовского наставничества – и для них «все только начиналось». И та часть «нацпроекта», куда они, кстати, и не думали на тот момент приставать, вписавшись в нее спустя несколько лет, все же была куда ближе Ельцину, чем его оппонентам.)
Было бы совсем хорошо, если бы Уайт сопроводил эту ссылку словами Андрея Фефелова, главреда «Завтра» и сына Александра Проханова: