Однако, денег хватило лишь на отдельно стоящие дома, из которых дом архитекторов получился наиболее внушительным. Выстроили его в 1938 году, правда, тогда еще без боковых крыльев — их возвели более чем через два десятка лет, уже в иную эпоху. А вот храм Благовещения редкостный памятник русского церковного зодчества снесли, что явилось невосполнимой потерей для отечественной культуры. Сегодня восстановлению храма ничего не мешает.
А в доме архитекторов на Ростовской набережной проживало немало коллег Щусева — братья Веснины, Владимир Кринский, Михаил Бархин, Георгий Гольц, Моисей Гинзбург, Михаил Парусников, Яков Корнфельд и многие другие. Дом увековечен в фильме «Три тополя на Плющихе».
Во второй половине 1930-х годов в мастерской Щусева проектируется и жилой дом для членов Академии наук СССР на Большой Калужской улице. В журнале «Строительство Москвы» № 17–18 за 1939 год в статье «Жизнерадостный архитектурный облик новой Москвы» ее автор В. Кусаков пишет: «На Большой Калужской улице выстроен большой жилой дом Академии наук… Запроектированный ранее составления проекта всей магистрали, этот дом по своей архитектуре и по объемному решению несколько выпадает из ансамбля Б. Калужской улицы. Но замечательные квартиры этого дома не оставляют желать ничего лучшего. Их планировка, отделка и оборудование являют собой пример большой заботы о человеке». Еще бы!
В этом угловом доме (ныне Ленинский проспект, 13) с «замечательными квартирами» будет жить и сам Алексей Викторович. Это не было случайностью — в то время зачастую зодчие имели квартиры в тех домах, что и проектировали. Не было случайностью и предназначение здания. Уже традиционно Щусев проектировал свои жилые дома для элиты, но не театральной или архитектурной, а на этот раз научной. Большие и удобные апартаменты занимали выдающиеся советские ученые: историк Юрий Готье, врач Николай Гамалея, математики Лев Понтрягин и Иван Петровский (одна сторона дома выходит на улицу Петровского — ректора МГУ), химик Александр Топчиев, геолог Владимир Обручев и многие другие. Академик Щусев смотрелся на их фоне очень достойно.
За что Вера Мухина на него обиделась…
Большой Москворецкий мост стал очередной удачей Щусева. Во всех изученных мною источниках в числе соавторов Алексея Викторовича называют, как правило, только одну фамилию — архитектора его мастерской Патвакана Сардаряна. Однако, в РГАЛИ мне удалось «обнаружить» еще одного соавтора. В пухлой серой папке с напечатанной на ней большими буквами фамилией «Щусев» и рукописным названием «Биографическая справка о сведениях о творческой деятельности архитектора Щусева А. В., 1873 г. р.»[198]
приведен длинный список работ Щусева. В таблице напротив Большого Москворецкого моста указана фамилия еще одного сотрудника — Спиридонова. И дата «1940». Думаю, если еще покопаться, то можно найти и другие фамилии, учитывая специфику работы архитектурной мастерской Алексея Викторовича. Такова уж незавидная роль «рабочих лошадок» — их если и вспомнят, то с приставкой «и другие».Но есть такие соавторы, фамилии которых будут упоминать в любом случае, даже если сотрудничество не принесло реальных плодов. Обдумывая проект будущего Большого Москворецкого моста и проектируя его совместно со своими помощниками, Щусев задумался над его декоративным оформлением. Для воплощения своих замыслов он пригласил одного из лучших скульпторов того времени — Веру Игнатьевну Мухину. Авторитетом и уважением она пользовалась большим, и не только у архитекторов. Михаил Нестеров вообще считал, что из всех советских скульпторов только двое заслуживают высокой оценки: помимо Мухиной, это был Иван Дмитриевич Шадр.
Визитной карточкой Веры Игнатьевны была и есть скульптура «Рабочий и колхозница», украшающая ныне один из входов на ВДНХ. А в сотрудничестве с Щусевым она должна была создать ряд скульптур, призванных украсить въезды на новый грандиозный московский мост. 11 июля 1937 года Евгений Лансере записал: «От Мухиной нет ответа по поводу двух мальчишек, взявшихся за конные статуи и руководить которыми А[лексей] В[икторович] хотел бы поручить Мухиной»[199]
. Однако задание вызвало неожиданные противоречия между двумя мэтрами, каждый из которых имел все права на то, чтобы именно свою точку зрения считать истиной в последней инстанции. Камнем преткновения стало место размещения скульптур. Щусев полагал, что на каждом из четырех пилонов моста должна стоять скульптурная композиция.Не раз и не два приходила Мухина в мастерскую Щусева с эскизами, чтобы доказать Алексею Викторовичу обратное: она считала, что скульптуры были бы уместны только на том конце моста, что упирается в Замоскворечье. Спор был принципиальный, Щусев никак не хотел соглашаться с Мухиной, что «около Красной площади современная реалистическая скульптура будет „спорить“ с находящимися рядом башнями Кремля и многоцветьем храма Василия Блаженного», — вспоминал Всеволод Замков, сын скульптора.