Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

В такой момент человеку, подобному такому талантищу, как Толстой, не всегда удается разглядеть, кто есть кто в его окружении. В такой момент легко такого человека обмануть, привлечь достоинствами, увести за собой от того истинного и настоящего, что существовало прежде, но просто померкло и поблекло со временем.

Толстой, не добившись ответного чувства от Надежды Пешковой, к тому же ведь ловко и тонко предупрежденный Ягодой, остался на перепутье. Возвращение к жене было невозможно. Невозможно даже вовсе не потому, что она вряд ли могла принять его покаяние, а потому, что, если бы даже она приняла его, вряд ли удалось бы вернуться к тем чувствам и тем ощущениям, которые озаряли их отношения в самом начале их сближения.

Разве мог он теперь, спустя двадцать лет, адресовать Наталье Васильевне такие строки и подобрать такие слова, которые в ту пору и подбирать не надо было, потому что они шли из сердца, изливаясь яркими и пронзительными потоками на бумагу…

Он теперь не смог написать даже так, как писал совсем недавно, в 1932 году. Все перечеркнуло увлечение Надеждой Пешковой и теми последствиями, к которым оно привело.

И трудно поверить, что ему еще недавно принадлежали такие строки: в январе 1932 года (то есть за несколько месяцев до знакомства с Тимошей) Толстой писал жене: «Моя любимая, родная, одна в мире. Тусинька, неужели ты не чувствуешь, что теперь я люблю тебя сильнее и глубже, чем раньше. Люблю больше, чем себя, как любят свою душу. Ты неувядаемая прелесть моей жизни. Все прекрасное в жизни я воспринимаю через тебя».

Всего несколько лет. Если точно, то всего три года, и появились упреки, появился даже термин, сильно обидевший Наталью Васильевну, – «крандиевщина».

А его заявление: «У меня осталась одна работа. У меня нет личной жизни!»

Такое стереть из памяти невозможно.

И в очень удобный момент на сцене появилась весьма и весьма ловкая и предприимчивая секретарша.

Все получилось как-то неожиданно, словно само собой.

Когда Наталья Васильевна твердо заявила о том, что уходит от Алексея Николаевича, он особенно и не возражал, только попросил об одном одолжении:

– Уж коль покидаешь меня, подбери мне секретаршу.

В то время Наталья Васильевна познакомилась с молодой миловидной барышней Людмилой Баршевой, женой писателя, некогда даже относительно модного, пьесы которого шли в ряде ведущих театров, но как-то постепенно утратившего свои позиции в литературе и обедневшего.

Баршева с удовольствием согласилась поработать у маститого писателя. Уж сразу она замыслила женить его на себе или пока только нужда в средствах толкнула, сказать трудно, но в августе 1935 года она впервые вошла в кабинет Алексея Николаевича.

Почему именно ее выбрала Наталья Васильевна? Может быть, решила, что барышня намного моложе Алексея Толстого, да к тому же замужем. О бедственном положении семьи, о том, что Людмила Баршева уже на грани развода, могла и не знать.

Впрочем, понять ход мыслей Натальи Васильевны сложно. Ушла… Но решила ли в тот момент, что ушла навсегда? Или это была только попытка как-то повлиять на их отношения, ведь порой подобные резкие действия возвращают все на круги своя.

Некоторые биографы полагали уход Крандиевской поступком «романтически настроенной женщины». Мол, вот сейчас уйду, и он одумается.

Н. И. Баршева и А. Н. Толстой

Тем более в день ухода Толстой вел себя как-то очень странно, даже равнодушно, словно бы не веря в то, что она уходит.

Наталья Васильевна вспоминала:

«Я уехала из Детского в августе 35 года. Помню последний обед. Я спустилась к столу уже в шляпе. Утром уехал грузовик с последними вещами. У подъезда меня ждала машина. Толстой шутил с детьми. Об отъезде моем не было сказано ни слова. На прощанье он спросил:

– Хочешь арбуза?

Я отказалась. Он сунул мне кусок в рот:

– Ешь! Вкусный арбуз!

Я встала и вышла из дома. Навсегда».

Действительно, весьма странное прощание. Возможно, Алексей Толстой действительно не верил в то, что она уйдет. Он даже просил подобрать ему секретаршу, поясняя, что таковая необходима на время, пока ее – Натальи Васильевны – с ним не будет.

Она ушла. Навсегда ли? Если ушла навсегда, то к чему еще что-то писать? А она, уходя, оставила стихотворение:

Так тебе спокойно, так тебе не трудно,
Если издалека я тебя люблю.
В доме твоем шумно, в жизни – многолюдно,
В этой жизни нежность чем я утолю?
Отшумели шумы, отгорели зори,
День трудов закончен. Ты устал, мой друг?
С кем ты коротаешь в тихом разговоре
За вечерней трубкой медленный досуг?
Долго ночь колдует в одинокой спальне,
Записная книжка на ночном столе…
Облик равнодушный льдинкою печальной
За окошком звездным светится во мгле…