Глава 11. Кто виноват?
Не только у Али-бабы и разбойников эта ночь оказалась бессонной и крайне беспокойной. Главному сборщику налогов тоже почти не удалось сомкнуть глаз, что, как вы понимаете, не прибавило ему хорошего настроения и доброжелательности. Мансур, и без того пребывающий в отвратительном расположении духа из-за огромных непредвиденных трат на коней молодому наглецу и выскочке Махсуму, никак не находил себе места и все безуспешно пытался понять, где и в чем его провели, а тут еще и поспать толком не дали.
Стоило утомленному крайне неприятными событиями дня Мансуру отправиться на покой, как прибыл первый голубь. Слуга, получивший четкие указания от своего хозяина, разбудить того, если придет сообщение – Мансур всей душой надеялся, что на этот раз оно уж точно будет крайне приятным, – так и сделал. Держа в руках трепыхающуюся птицу, слуга на цыпочках прошел в опочивальню Главного сборщика налогов и осторожно позвал:
– Господин, проснитесь. Господин!
– Что, что такое? – вскочил с постели Мансур, хлопая сонными глазами. – Что тебе понадобилось от меня, презренный осел, когда мне только-только удалось заснуть?
– Вы просили разбудить вас, если прибудет голубь с посланием, – низко поклонился черный слуга, протягивая голубя Мансуру.
– Так чего же ты молчал, остолоп? Быстро давай его сюда!
Мансур спешно сполз с курпачей и выхватил из рук слуги голубя. Слуга, кланяясь, попятился и замер около самой двери, ожидая дальнейших приказаний. Мансур дрожащими от волнения пальцами отвязал от лапки голубя скрученную в трубочку бумажку, развернул ее и, напрягая глаза из-за царившего в комнате сумрака, прочел:
Начало Мансуру понравилось. Он растянул губы в самодовольной улыбке и сам себе кивнул.
Осталось совершенно неясным, за что благодарили: за трудности или за коней. Но Мансура сейчас волновало другое. Дважды перечтя содержимое записки, визирь на всякий случай заглянул на обратную сторону и повертел бумажку в руках. Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой негодования.
– Да что себе позволяет проклятый щенок! Будить меня из-за каких-то там дрянных коней! Плевать мне на твои трудности, безмозглый ишак, шакалий выродок, верблюд безгорбый! Чтоб ты сдох вместе со своими конями! – бесновался Мансур, распинывая ногами подушки и брызжа слюной. Затем он изорвал на клочки бумажку и запустил ими в слугу. – Пошел вон!
– Слушаюсь, – еще ниже склонился слуга и выскочил из комнаты, как ему и было приказано, вон, неслышно затворив за собой высокие тяжелые створки дверей.
Мансур вновь растянулся на курпачах и долго смотрел в потолок, а потом забылся беспокойным сном, ворочаясь и бормоча что-то во сне. Ноги и руки визиря постоянно вздрагивали, а то и вовсе ходили ходуном, будто Мансур спасался от кого-то бегством.
Спустя час слуга вновь заглянул в комнату своего хозяина, неся очередного голубя. Сильные и далеко не беспочвенные сомнения одолевали слугу, но не доложить о прибывшей птице было еще страшнее.
– Господин? – очень тихо позвал слуга в надежде, что Мансур не расслышит, и тогда можно будет удалиться с чистой совестью и спокойной душой. – Господин, вы спите?
– Где? Кого? Что? – опять вскочил Мансур, пяля на слугу бестолковые, красные от недосыпа глаза.
– Еще один голубь, о сиятельный господин!
Слуга протянул очередного голубя своему господину.
– Опять? – разозлился Мансур. – Давай его сюда и пшел отсюда!
– Слушаюсь! – Слуга низко поклонился, сложив руки на груди, и спешно покинул опочивальню господина.
– Голубь, голубь…
Главный сборщик налогов, ворча, снял с лапки птицы новое послание и развернул его. Чтобы прочесть убористые завитушки букв, пришлось поднести бумагу к масляной лампе, чадящей на деревянном столике рядом с постелью.