Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Возникшая в распахнувшихся с грохотом дверях прислуга, быстро разобралась в происходящем и накинулась на голубей с метлами, тряпками, палками и всем, что попадалось под руку. Птицы всполошились по-настоящему и заметались по комнате, гадя с утроенным рвением. Вылететь на улицу им почему-то не приходило в голову. А через окно прибывали все новые и новые птицы.

Мансур, поскуливая, на четвереньках прополз меж снующих ног, выбрался из комнаты и в полном изнеможении растянулся посреди коридора. Подле него по обе стороны возникли двое стражников, подхватили на руки бесчувственное тело своего господина и потащили в умывальню, где Мансура быстро, брезгливо воротя носы, раздели четыре наложницы, опустили в бадью с горячей водой и взялись отдраивать от птичьего помета. Мансур, разомлев то ли от горячей воды, то ли от нежных прикосновений женских рук, так и уснул в бадье. Как его обтирали насухо, одевали и переносили на свежую постель, устроенную рядом с гаремом, он не помнил.

Махсум явился на прием к Главному сборщику налогов, когда солнце уже поднялось над верхушками пальм, росших под самыми окнами дворца. Войдя в комнату, куда их пригласил слуга, с поклоном указав рукой на дверь, Махсум в сопровождении своего телохранителя остановился у дверей и в знак приветствия дернул подбородком. Ахмед, напротив, очень низко поклонился – страх перед влиятельными людьми в нем был неискореним, и, надо заметить, не без причины. Еще двое разбойников ввели в комнату трех рабов и замерли по обе стороны от них.

Сонный и злой, будто невыспавшийся хорек, Мансур восседал за дастарханом, лениво потягивая из пиалы зеленый чай. Гостям он из принципа не предлагал, лишь одним глазом мельком удостоил вошедших и отвернулся к окну, будто никого, кроме него, в комнате не было. Кабинет, нужно сказать, слуги уже успели прибрать, начисто оттерев пол, стены, мебель и большую китайскую вазу, стоявшую в углу комнаты. Виновники ночного переполоха были все до единого пойманы и заключены в тесную клетку, стоявшую на окне. Голуби сидели друг у друга на головах, словно сельди в банке, недовольно лупили глаза на своего хозяина и явно не понимали, за что им вышла такая опала.

– Почему не кланяешься, как положено? – спросил Мансур, не поворачивая головы. Вопрос был явно адресован Махсуму, но тот и бровью не повел.

– С вашего позволения, оставим придворные глупости, – дерзко ответил Махсум, делая шаг вперед. – Мы с вами деловые люди, Мансур-ако, и поэтому давайте сразу перейдем к делу.

Мансур от такой наглости собрался было кликнуть стражу с острыми секирами – какой-то паршивый, заносчивый юнец считает его ровней себе! – но сдержал гнев.

– Деловые? Возможно, но я не вижу, чтобы ты занимался делом. – Мансур допил чай и отставил на низкий столик пустую пиалу. – Рассказывай, кого ты мне приволок сегодня?

– Это рабы, которых мы захватили, – гордо сказал Махсум.

– Уже кое-что! – Мансур заметно повеселел, в глазах у него загорелись алчные огоньки. Он вскочил с подушек, быстро пересек кабинет и принялся едва ли не обнюхивать «товар». – Девчонка хороша, нет слов! – прицокнул он языком, качая головой. – Мальчишка тоже может сгодиться, но вот старик совершенно негоден, мда.

– Они идут одним комплектом!

– Как-как? – переспросил Мансур, повернувшись к Махсуму и сцепив руки за спиной. – Ком-плектом? Что такое ком-плект?

– То есть вместе, в одной упаковке, – охотно пояснил Махсум визирю. – Они родственники.

– Э-э, какое это имеет значение, – скривил губы Мансур, вглядываясь в изможденное лицо старика. – А остальные рабы? Они, верно, ждут во дворе?

– Это все, – коротко ответил Махсум, даже не поведя бровью.

– Как… все? – пошатнулся Мансур от такого заявления, схватившись за правый бок. – А остальные? Где остальные, я тебя спрашиваю, о моя несчастная больная печень?!

– Разбежались по милости тех коней, что вы нам всучили.

– Как так? – Мансура опять повело, и он отступил на шаг назад, теперь уже хватаясь за сердце. – Ты опять? – задохнулся он, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. – Опять, проклятый черный шакал, пытаешься обвинить меня в собственных неудачах?

– С вашего позволения, о великий, – подсказал Ахмед, любивший во всем точность, – его зовут Черный Махсум.

– Да начхать! – яростно сверкнул глазами Мансур, наскакивая на Ахмеда. Тот мгновенно спрятался за спину своего предводителя. – Ты, презренный писака, отвечай: зачем писал мне письма ни о чем, зачем спать не давал? Говори!

– Попрошу вас не повышать голос на моего подчиненного. – Махсум выпятил грудь, заслоняя собой присмиревшего Ахмеда.

– Что? Да как ты?.. – опешил Мансур. – Как ты смеешь, сопляк, указывать мне, великому визирю нашего достославного эмира?! Да я тебя… Я тебя…

– Вы все сказали? – тем же спокойным тоном спросил Махсум, выслушав гневную тираду Мансура.

– Да! Нет! Не все! Я тебя…

– Оставим пустые угрозы, – прервал Махсум, – и разберемся во всем по порядку.