Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Придет Али-баба в пещеру и скажет: «Касым, пошли домой, тебя жена требует!» А дальше что?

– Что? – опять спросила Айгуль.

– Касым заработает меньше, вот что! И будет очень зол. На вас, между прочим.

– Ох! – схватилась за щеки Айгуль. – Об этом я не подумала.

– Думать надо, – постучал Али-баба жирным пальцем по лбу и засунул в рот следующую манту. – Чаю будешь? – предложил он застывшей в растерянности невестке.

– Что? – в третий раз спросила Айгуль.

– Чаю, говорю, налить?

– Да нужен мне больно твой чай! Некогда мне, я домой побегу.

– Ну, беги, беги, – кивнул Али-баба, прихлебывая из пиалы. – А то, может, мантов?

– Сдались мне твои поганые манты. Сам их жри! – грубо бросила Айгуль и пулей вылетела с веранды, только ступеньки затрещали. Ей уже наяву чудилось, как Касым вводит во двор двух мулов, груженных мешками с золотом.

– Она еще вернется, хозяин, – задумчиво произнесла Марджина. – Как только сообразит, что из нее сделали дуру.

– Ох, ну сколько можно повторять: прекрати называть меня хозяином! У меня есть имя. И садись, наконец, есть, а то все простынет.

– Переезжать вам надо, Али-баба. – Марджина опустилась у столика, аккуратно, двумя пальчиками, взяла манту и скромно откусила от нее маленький кусочек.

– Не «вам», а «тебе».

– Тебе, – согласилась Марджина, жуя. – Но разве это что-то меняет?

– Не меняет, – вздохнул Али-баба. – Но куда мы переедем?

– У тебя много денег. Купи хороший дом где-нибудь подальше отсюда.

– Она все равно не отстанет, ты ее плохо знаешь.

– Отстанет, я уж постараюсь, – убежденно произнесла Марджина. – Ты, главное, дом присмотри, а там видно будет.

Они немного помолчали.

– Спасибо тебе, Марджина.

– За что? – Тонкие брови девушки изогнулись изящными дугами.

– За манты, и вообще. Если бы не ты, тащиться мне сейчас в горы.

– Вот еще глупости! Языком молоть – не топором махать. Сам бы мог выкрутиться.

– Не мог, – развел руками Али-баба. – Боюсь я этой ведьмы, ох, как боюсь!

– А кого, скажи, ты не боишься? – влезла в разговор мать.

– Вы того, мама, не позорили бы меня перед Марджиной!

– Так ты же сам сказал, что боишься.

– Сказал, сказал… Мало ли что я сказал? И вообще, манты уже из-за вас совсем холодными стали.

– И правда, – улыбнулась Марджина. – Давайте уже есть, а потом подумаем, как быть.

– Ох, чует мое сердце, пропал наш Касым, – всхлипнула старушка.

– Вы только Айгуль не вздумайте сказать, а то такое начнется, – заметил Али-баба, облизывая пальцы.

– Да что ж я, дура законченная, по-твоему?

– Я этого не говорил, мама!

– Тогда ешь давай и собирайся в горы.

– Мама! – закашлялся Али-баба, подавившись мантой.

– Да пошутила я, пошутила.

– Ну и шутки у вас! – выдохнул Али-баба, смаргивая невольно навернувшиеся на глаза слезы. – Глупые, в общем, шутки.

Мансур нянчил мешок с золотыми динарами, любовно поглаживая его пухлый бок и с замиранием сердца прислушиваясь к шороху монет. Пусть сумма оказалась не столь внушительной, как того ожидал Главный сборщик налогов, но после неудачи с богатым караваном и вторым, с которого он уже потерял надежду что-либо поиметь, и то было неплохо. Даже, можно сказать, очень хорошо. Восемьсот звонких монет за девчонку, старую развалину и бестолкового мальчишку – да у «черного» молокососа талант! «Интересно, – думал Мансур, – какой идиот мог купить совершенно никчемный товар за столь баснословную сумму?»

Размышления визиря были прерваны внезапным появлением Главного эмирского соглядатая Халима, никоим образом не подходившему по характеру к своему славному имени9. Бесцеремонно ввалившись в покои Мансура, Халим по привычке принялся оглядываться, прислушиваться и все вынюхивать. Его длинный острый нос вбирал в себя запахи, прищуренные бесцветные глаза шарили по комнате, замечая все и вся, а сильно оттопыренные уши улавливали малейшие шорохи и безошибочно распознавали их. Казалось, от Халима невозможно ничего скрыть. Он видел и тайное, и явное, видел, слышал и обонял. Вот и сейчас, порывисто войдя в комнату Мансура, он, конечно же, прекрасно расслышал звон золота и успел заметить, как Мансур в панике поспешно прикрыл мешок подушками. Но Халим был хитер и потому сделал вид, будто ничего не заметил. Мансур был тоже не менее хитрым и натянул на лицо маску наивной невинности, стараясь всем своим видом показать, что поверил ненавистному и вездесущему, вертлявому Халиму.

– Салам алейкум, уважаемый Мансур, – повел носом Главный соглядатай.

Кланяться было не в его привычке, пусть и был он далеко не ровня визирю. Но, поскольку Халим слыл очень опасным человеком, с ним никто не связывался.

– Салам, салам, – не очень приветливо отозвался Мансур, ерзая на подушках. – Уважаемый Халим, когда собираетесь войти, то нужно сначала постучаться. Разве вас не учили вежливости?

– А я постучал! – нагло соврал Халим.

– Значит, я, по-вашему, глухой?

– Это меня мало касается. А вот у меня, представьте себе, слух отменный!

Халим неслышной походкой прошел к окну и выглянул наружу, опершись руками о подоконник.

– Кто бы сомневался, – еле слышно проворчал Мансур. Халим то ли не расслышал оброненных визирем слов, то ли сделал вид.