Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Мансур заметно побледнел, а Главный соглядатай криво усмехнулся. Тахиром звали одного из палачей, прославившегося умением развязывать самые запутанные узлы на языках. Поговаривали, он даже немым возвращал дар речи, и кому, как не Мансуру было о том знать.

– Мой дорогой Халим, – пошел на попятную Мансур, – не будем горячиться, хорошо?

– Хорошо, – согласился тот. – Горячность вредна в любых начинаниях.

– Видите ли, мешок, – тяжко вздохнул Мансур, – он здесь.

– Я знаю. Можете даже убрать с него подушки, чтобы он не задохнулся ненароком.

– Ха-ха, а вы шутник, – через силу рассмеялся Мансур – сейчас ему было вовсе не до смеха. – Я специально решил проверить, заметите ли вы, где я его прячу.

– Я заметил.

– Да, глаз у вас острый! – деланно восхитился Мансур и под нос себе добавил: – Чтоб тебе его где-нибудь в подворотне выкололи, пес паршивый!

– Давайте уже оставим любезности, уважаемый Мансур, и перейдем к делу.

– Да-да, не будем тянуть вола за… ну, вы понимаете.

– Понимаю, дело неблагодарное и опасное.

– Вот именно, – хмурясь, согласился Мансур. Что это было – намек или угроза? – Значит, я даю вам пятьдесят золотых…

– Вы смеетесь надо мной? – У Халима дернулась щека.

– Как можно! Я хотел сказать сто, – быстро поправился Мансур.

– Я иду предупредить Тахира, что у него скоро появится срочная работа.

– Двести, я даю вам двести монет!

– Четыреста, и ни монетой меньше, – спокойно ответил Халим, остановившись у самых дверей.

– Вы меня живьем режете!

– А вы знаете, каково это? – уточнил Халим, прищурив левый глаз.

– Я… согласен. – Плечи Мансура опустились.

– И еще двести!

– Да вы что? – схватился за голову Мансур.

– Ай-яй, как вы могли подумать такое – я не столь жаден. Деньги нужны Начальнику стражи. И еще тому, кто знает обо всем больше нашего. Помните, я говорил о таком ма-аленьком человечке? Но если вы не согласны…

– Оборванцу, который донес на меня? – задохнулся от возмущения Мансур. – Ему ничего не дам!

– У оборванцев очень длинный язык. Очень. Вы коровий видели? Так вот у них в два раза длиннее.

Халим, склонив голову к плечу, выжидающе уставился на Мансура.

– А-а, согласен, согласен!

– Очень хорошо! С вас шестьсот золотых, уважаемый.

– Ох!

Мансура качнуло, и он схватился за сердце. Халим, постукивая кончиками пальцев по рукоятке кинжала, заткнутого за пояс, невозмутимо ждал, когда закончится представление.

Видя, что Халима ничем не пронять, Мансуру не осталось ничего другого, как вытащить из-под подушек мешок и отсчитать шестьсот монет. Делал он это нарочито медленно, доставая по одной монетке и складывая их в столбики по десять монет. Каждый столбик он любовно поправлял, долго выравнивая монетки. Халим оставался невозмутимым, между тем как Мансур все больше надувался и закипал.

– Вот ваши деньги! – наконец произнес он, отодвигаясь от шестидесяти столбиков. – Забирайте и оставьте меня, бездушный вы человек.

– Ну почему же бездушный? – Халим вытащил заранее заготовленные мошны, в каждую из которых помещалось по двести золотых и, пройдя к разложенным на полу монетам, принялся их складывать в мешочки. – Я очень даже душевный и добрый человек. Ведь я пошел не к эмиру, а к вам, почтеннейший Мансур.

Визирь только поморщился.

– Ну вот, все разрешилось как нельзя лучше.

Халим завязал мешочки, приторочил два из них к поясу по одному с каждой стороны и, прикрыв их халатом, направился к дверям. Другой он нес на ладони, то и дело подбрасывая.

– Гнусный шакал, – тихо проговорил вслед соглядатаю Мансур и в бессильной злобе прикусил угол подушки, – гиена носатая, верблюд облезлый!

– Что вы сказали? – обернулся Главный соглядатай.

– Я сказал: заходите еще, уважаемый Халим. Всегда рад вас видеть, – чуть склонил голову Мансур и опять добавил полушепотом: – Чтоб ты сдох, ишак проклятый!

– Обязательно воспользуюсь вашим предложением. Я думаю, у меня еще появится для этого повод. И не один, – ответил Халим и вышел.

Дверь за ним закрылась.

– Ы-ы-ы! – Мансур упал на подушки и заколотил по ним кулаками. – Ох, я несчастный! Ну, погоди, Халим, еще сочтемся! Я тебе все припомню… Слуга!

Сбоку от Мансура мгновенно возник слуга и застыл в поклоне.

– Слушаю, мой господин?

– Вы нашли мою драгоценную табакерку?

– Ищем, мой господин, – еще ниже склонился слуга.

– Повешу, четвертую, посажу на кол! – окончательно разбушевался Мансур, срывая злость на ни в чем не повинном слуге. – Нет, сначала посажу на кол, а потом повешу.

– Вы так добры, мой господин, – съязвив, опять поклонился слуга.

– Пошел вон, дурак! Слышишь? Вон!

– Слушаюсь. А табакерка? Что с ней?

– О Аллах, за какие грехи ты наградил меня такими тупыми слугами? – застонал визирь, пряча лицо в ладонях. – Искать, искать день и ночь! Моя любимая табакерка, мои деньги.

Мансур схватил изрядно похудевший мешок, крепко прижал его к груди и закачался.

Слуга незаметно покрутил пальцем у виска и неслышно вышел вон, оставив своего хозяина наедине с его горем.

Глава 15. Дом для Али-бабы