Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Что у Марджины слово не расходится с делом, выяснилось сразу же после обеда. Али-баба, собравшийся было вздремнуть часок-другой, развалившись на топчане под виноградником, был выведен из дремотного состояния тем, что его кто-то нещадно теребил за рубаху.

– Мама, дайте поспать! – дернул плечом Али-баба, повернулся на левый бок и почесал одну ногу о другую.

– Мама? Я тебе не мама! – Марджина заправила под платок выбившуюся прядь и вновь принялась трясти Али-бабу. – Вставай, лежебока.

– Отвяжись, дай поспать, – огрызнулся Али-баба, не открывая глаз.

– Не отвяжусь. Вставай и пошли.

– Да никуда я не пойду! Я спать хочу.

– Пойдешь?

– Нет!

– Так, значит? – Марджина опрокинула заранее заготовленную пиалу воды на голову Али-бабы. – Вот тебе.

– Ты что, очумела? – вскочил Али-баба, отирая мокрое лицо ладонью. Сон мгновенно улетучился.

– Извини, но я предупредила тебя.

– Ничего ты меня не предупреждала.

– Предупреждала. Я сказала: «Так, значит».

– По-твоему, так предупреждают?

Али-баба оправил мокрый ворот рубахи, взял тюбетейку и раздосадовано хлопнул ей себя по голове.

– А разве нет?

– Да ну тебя, навязалась тоже на мою голову!

Марджина надула губки и отвернулась.

– Ладно, чего тебе надо?

Али-баба был человеком отходчивым и незлопамятным, а что не дали поспать – так это даже и к лучшему, а то потом полночи глаз не сомкнешь.

– Ты сказал, тебе нужен новый дом, вот я и подумала, что самое время пойти поискать его.

– Про дом сказала ты, а не я. А мне и здесь неплохо живется.

– Плохо. А будет еще хуже, – грозно предупредила Марджина.

– О Аллах всемогущий, зачем ты только создал женщин! – воскликнул в порыве отчаяния Али-баба, сползая с топчана и обуваясь. – Это же сущий…

– Что? – спросила мать, отрываясь от тандыра, в который она закладывала дрова. В руках она держала тяжелую кочергу.

– Нет, ничего, мама, – пробормотал Али-баба. – Пошли, ведь не отвяжешься же, – сказал он Марджине, подтягивая бечеву на вечно норовящих сползти штанах.

– Не отвяжусь, – подтвердила Марджина. В ее глазах плясали веселые, озорные огоньки.

– И где же ты собираешься искать нам новый дом? – спросил Али-баба, когда они вышли за калитку.

– Думаю, надо поспрашивать на базаре, не продает ли кто приличный дом.

– Только не очень дорогой, – сразу предупредил Али-баба. Тратиться на покупку дома, тем более дорогого, у него не было ни малейшего желания.

– Разумеется! Чем дешевле, тем лучше. Мы не богачи какие-нибудь, – произнесла Марджина с презрением в голосе, – и нам вполне подойдет небольшой двухэтажный домик на десять комнат.

– А почему сразу не трехэтажный или четырех? – нахмурился Али-баба.

– Я пошутила, – засмеялась Марджина. – У тебя был такой вид.

– Какой?

– А никакой, смешной. Ты ведь ждал, что я скажу: «двухэтажный на десять комнат»?

– Нет, не ждал, – буркнул Али-баба и сделал вид, будто разглядывает что-то в конце совершенно пустой улицы, заворачивающей вбок.

– Не ври, у тебя не получается.

– Знаю.

– В общем, я подумала, что дом должен быть просторным, с большим двором и обязательно с воротами.

– Воротами? – удивился Али-баба. – Мы всю жизнь неплохо жили и без ворот.

– Плохо жили, – вновь не согласилась Марджина.

– Плохо, – подтвердил Али-баба, уставившись себе под ноги.

– Но ты не переживай, теперь все будет по-другому.

– Покою уж точно не дождешься.

– Покой? Что такое покой?

– Например, когда после обеда можно поваляться всласть на топчане, и тебя никто не тащит смотреть дома.

– Лень это, а не покой. А покой – когда на душе спокойно.

Али-баба удивленно уставился на Марджину, бодро вышагивающую рядом босыми ногами по пыльной горячей дороге, мощеной булыжником. Но ничего не сказал в ответ. По большому счету, она права, и крыть Али-бабе было нечем. Но все-таки как же неплохо было бы сейчас немного, хоть самую малость, поспать.

– Тебе надо купить обувь, – заметил он.

– А разве сейчас зима?

– Нет, но…

– Значит, обувь подождет.

На базаре, как всегда, было шумно и людно. Одни продавали, без устали и жалости к собственным глоткам расхваливая свой товар. Другие покупали, торгуясь до пены у рта. Третьи просто глазели, как продают первые и покупают вторые. Были и те, кому ни до чего не было дела. Они не кричали, не смотрели и ни к чему не прислушивались – они ждали, когда к ним обратятся те, кому потребуются их услуги. То были грузчики, носильщики, арбакеши и те торговцы, чей товар не лежал на прилавках, а хранился в их головах или пыльных бумагах, но при этом стоил очень и очень дорого. К последним-то и направлялись Али-баба с Марджиной.

Лавка одного из скупщиков старья и более дорогих вещей, Акрам-бея, располагалась на самом краю базарной площади, вплотную примкнув к дворцовой стене и богатым домам. Сам Акрам-бей в данный момент сидел на циновке возле своего дома, щурясь на полуденное солнце. По лицу его блуждала безмятежная, благодушная улыбка. В одной руке Акрам-бей держал пиалу с зеленым чаем, а другой довольно и сыто поглаживал внушительный живот, выпиравший из-под новенького халата.