Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Да дай ты пройти! Встал на самом пороге. – Юмюм-хана протиснулась мимо мужа и тоже замерла, не сводя глаз с блуждающих по двору огоньков. – Что это такое?

– Почем я знаю! – Олим-кирдык опустил на землю свою ношу и поскреб в затылке. – Я такого еще никогда не видел.

– Я тоже, – призналась Юмюм-хана, прижимаясь к мужу. – Может, кто забавляется?

– Кто?

– Не знаю.

– Не знаешь, так помалкивай! Какой дурак сюда полезет?

– Это верно.

Они немного помолчали, глядя на блуждающие огоньки.

– Что будем делать? – спросил Олим-кирдык.

– Может, сегодня лучше уйдем отсюда?

– А как же еда?

– Да, есть хочется, – погладила живот Юмюм-хана, и тот, как бы в подтверждение ее слов, призывно заурчал. – Не нравятся они мне.

– Думаешь, мне нравятся, да?

Внезапно один огонек метнулся к ноге Олим-кирдыка и начал шустро взбираться по ней.

– Ай! – в страхе отпрыгнул гуль, скинув с себя нахальный огонек. – Они, кажется, не прочь нами полакомиться.

Ну разумеется, о чем еще могли думать гули, как не о том, чтобы кем-нибудь закусить. Ведь знаете поговорку, о том, как думает и судит каждый.

– А может, они просто так бегают? – предположила более рассудительная Юмюм-хана, но в ее голосе проклюнулась дрожь сомнения. – Давай лучше пойдем в дом.

– Давай, – согласился Олим-кирдык и на цыпочках направился к дому, замирая на месте каждый раз, стоило очередному огоньку приблизиться к нему. Юмюм-хана последовала за мужем. – Уф-ф, кажется, пронесло. – Олим-кирдык отер со лба выступивший пот, ступив наконец на порог дома. – Жена, давай открывай дверь!

– Сам открывай, – спряталась за спину мужа Юмюм-хана.

– Да чего ты боишься?

– А ты?

– Я ничего не боюсь! – выпятил грудь колесом Олим-кирдык.

– Вот и открывай тогда, а я уж за тобой.

Олим-кирдык долго мялся перед дверью, никак не решаясь взяться за ручку, несколько раз прикасался к ней пальцами, но вновь отдергивал их. Время шло, однако ничего не происходило. Наконец, собравшись с духом, Олим-кирдык взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Кошмарный скрежет заставил встать дыбом волосы у обоих гулей.

– Ты чего творишь, дуралей? – Юмюм-хана ткнула мужа кулаком в ребро.

– Так я… того… – растерялся Олим-кирдык, перестав тянуть за ручку.

– Чего ты там бормочешь?

– Я тут ни при чем. Она сама, – пролепетал муж-гуль, порядком струхнув.

– Как сама? Она ведь никогда не скрипела!

– А теперь скрипит!

Оба примолкли, глядя на полуоткрытую дверь.

– Что будем делать? – тихо спросил Олим-кирдык.

– Что, что? Не знаю что! Открывай дальше, только осторожно.

Олим-кирдык, зажмурив глаза, вновь потянул за ручку. Дверь скрипнула и вдруг перестала открываться. Олим-кирдык потянул сильнее, но дверь будто застопорило.

– Ну, чего копаешься? Открывай уже, – нетерпеливо окликнула мужа Юмюм-хана.

– Она не открывается.

– Так тяни сильнее!

Тогда муж-гуль что было сил рванул на себя дверь, решив разом покончить с этим. Тяжелая дверь поддалась, но не открылась, а начала крениться в его сторону. К противному скрипу прибавился еще и треск. Гуль, выпучив глаза и все еще держась за ручку, смотрел, как дверь все больше и больше клонится в его сторону, а когда сообразил, чем все может закончиться, было уже слишком поздно.

– Ай-яй! – вскрикнул он, но отскочить не успел – помешала жена, прятавшаяся за его спиной. Дверь припечатала гуля в лоб и, рухнув, придавила своим немалым весом обоих.

Чихая и кашляя от поднявшейся пыли, гули с трудом выбрались из-под неимоверно тяжелой двери. Суеверный страх уже подбирался к их горлам, но гулям было стыдно в нем сознаться, даже самим себе.

– Ты зачем дверь выломал, дубина! – набросилась Юмюм-хана на мужа, пытаясь выдать дрожь в коленках за гневный запал.

– Я не ломал, – замотал головой Олим-кирдык, отползая к деревянным перилам подальше от жены и двери. – Она сама упала, я только легонечко потянул.

– Вот я тебе потяну, – пригрозила Юмюм-хана, отряхивая подол платья. – Вставай и пошли в дом!

– Не пойду. – Гуль-муж вжался спиной в перила. – Мне и здесь хорошо.

– Пошли, говорю!

– Тогда иди первой.

– Тоже мне, гуль называется! – презрительно сплюнула Юмюм-хана. – Смотри, как это делается, – и она сделала шаг в дверной проем.

Доска под ее ногой скрипнула и вдруг ушла куда-то вниз, а из темноты прямо в лицо гуль-жене по дуге взлетел другой ее конец.

Бац!

Юмюм-хана от столь неожиданного, подлого удара подалась назад и взвыла от боли, схватившись руками за лицо. Вертикально стоящая доска медленно наклонилась вбок и с глухим «бум» опустилась на голову Олим-кирдыку, так и не успевшему понять, что, собственно, произошло.

– Уй-юй! – взвыл Олим-кирдык, схватившись за голову.

На затылке гуля начала вздуваться огромная шишка, но его жене пришлось гораздо хуже. Лицо ее было красно, нос скошен набок, а несколько зубов шатались.

– Пойдем отсюда, жена!

– Нет! – кипя от злости, прорычала та. – Это чьи-то дурацкие шутки! Вставай и идем внутрь.

– Не встану! – воспротивился Олим-кирдык, еще сильнее вжимаясь спиной в перила.

– Вставай, сказала, а иначе… – Юмюм-хана выпустила длинные когти.