Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Это кровь! – громовым голосом произнес Мункар, указывая пальцем на лужу возле стола. – Кровь, которую вы, гнусные создания, выпили из несчастного слуги Аллаха! Всевышний послал меня допросить вас и покарать! – Под потолком что-то заскрипело, защелкало, зашуршало, и Мункар начал подниматься над полом. – Кайтесь перед смертью, презренные гули! – воздел руки Мункар. Гули взвыли, падая ниц и закрывая головы руками. – Пришел ваш после…

Наверху что-то громко хрустнуло. Мункар закачался из стороны в сторону, размахивая широкими крыльями, а потом вдруг понесся на и без того перепуганных гулей.

– О-о-о! – вопил Мункар, планируя над столом.

– А-а-а! – завопили гули и заметались по комнате.

Олим-кирдык шустро забрался под стол и затих там, а Юмюм-хана случайно зацепила лампу, стоявшую на столе, и та опрокинулась. Масло пролилось на платье гуль-жены и мгновенно вспыхнуло, пламенной дорожкой разбегаясь по одежде. Юмюм-хана, вереща от страха и обжигающей боли, бросилась к двери, но там ее ждала Смерть с косой на изготовку. Коса с шипением рассекла воздух. Юмюм-хана, уже ничего толком не соображая, поднырнула под нее и, объятая пламенем, подвывая, на четвереньках вылетела вон из комнаты.

Тем временем Мункар, завершив свой полет, грохнулся на стол. Стол перевернулся. Покойный мулла сполз на спрятавшегося под столом Олим-кирдыка и повис на нем. Не помня себя от ужаса, Олим-кирдык взвизгнул, отпихнул приставучего муллу, решив, будто тот собрался отомстить ему лично, и бросился к окну. Но начавший проседать над его головой потолок, затрещал, пошел трещинами и проломился. Кто-то обрушился на голову несчастного гуля и удобно устроился у него на шее, свесив ножки и вцепившись в его и без того небогатую шевелюру. Подумав, что на подмогу Мункару прибыл его брат Накир, Олим-кирдык взвыл не своим голосом и попытался сбросить с шеи седока, но тот лишь сильнее вцепился в жидкие гулевы кудри, при этом что-то крича и колотя пятками по груди. Наматывая круги по комнате с седоком на шее, очумевший гуль наконец заметил окно. Подлетев к нему, он вынес оконную раму и, оглашая спящий город душераздирающими воплями, скрылся в ночи.

– О-ох! – Мункар приподнялся с пола на руках, сел, отодвинул ногой лежащий на боку стол и провел правой рукой по волосам. – Что случилось?

– Али-баба, ты в порядке? – К юноше подбежала Смерть-Марджина и, отбросив косу, присела рядом на корточки.

– Я… не знаю. Не уверен, – помотал головой Али-баба, приходя в себя. – Кажется, да. – Он заметил торчащее из-за левого плеча помятое крыло, схватился за него, оторвал и отбросил. – А где гули?

– Они бежали! – воскликнула Марджина. – О, как они бежали!

– Плохо, – сказал Али-баба, морщась от боли в боку, и тяжело поднялся на ноги. – Нужно было их того…

– Я думаю, после пережитого они уже сюда ни за что не вернутся.

– Хорошо бы. Но я так и не понял, что произошло? Все шло как по маслу, а потом меня вдруг бросило вперед, прямо на поганых гулей, и я…

Али-баба замолк, прислушавшись.

Из высаженного напрочь окна донеслись натужное сопение и возня. Марджина, тихонько вскрикнув, прильнула к Али-бабе. Юноша обнял девушку и прижал ее к своей груди.

– Кто это? – пискнула Марджина.

– Не знаю, – глухо отозвался Али-баба. Он протянул руку, нащупал ножку стола, с треском отломал ее и воздел над головой. – Выходи, кто там есть?

– Да я это, я, – проскрипел старушечий голос, и в оконном проеме возникла взлохмаченная голова матери Али-бабы. Лицо старой женщины было сплошь перепачкано грязью, а в волосах запутался разный сор. – Дом совсем прогнил, а проклятого бондаря нужно на кол посадить за никчемную работу.

– Фу-у, мама! Зачем же так пугать, – выдохнул Али-баба, опуская импровизированное оружие.

– Испугался он! А мне каково, по-твоему? Сначала ворот заклинило, потом он треснул напополам, и веревка сорвалась, ударив меня по ногам. И еще гнилой пол, чтоб он провалился!

– Мама, он и провалился, если вы не заметили.

– Без тебя знаю, – огрызнулась старушка, отдуваясь, забралась в окно и спустила ноги на пол. – Хоть бы помог матери – стоишь истуканом.

– Между прочим можно было войти и через дверь.

– Да, я об этом не подумала, – пригладила растрепанные волосы старушка. – И отпусти, наконец, Марджину! Чего ты в нее вцепился?

Зардевшаяся Марджина отодвинулась от Али-бабы и застенчиво потупила взгляд.

– Кхм! Да… – смущенный Али-баба похлопал в ладоши и быстро сменил тему разговора: – А здорово ты с мышами придумала.

– Тебе понравилось? – заулыбалась Марджина, очень довольная похвалой. – Ты не представляешь, как я измучилась, пока приделывала к их спинам светлячков – знала бы, никогда не взялась. Да еще лезть на дерево и сыпать мышам на головы зерно.

– Послушайте, а где Ибрагим?

– Тут я.

Многострадальный сосед Али-бабы Ибрагим, изображавший муллу на смертном одре, кряхтя, выполз на карачках из-за стола. Вид у него был неважный.

– Слава Аллаху, ты жив! – обрадовался Али-баба, помогая Ибрагиму подняться на ноги. – Как ты?