Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Чтоб я еще раз связался с вашей семейкой! – проворчал Ибрагим, отряхиваясь от пыли. – То ненормальный Касым песни по ночам орет, то костры на доме разводите, а теперь вот с озверевшим гулем пришлось бороться. Все, хватит с меня!

– Да все же отлично вышло! Особенно с кровью.

– Знаешь, Али-баба, то была вовсе не кровь, а, как бы это сказать… в общем, испугался я сильно. Так что мне не помешало бы справить новые штаны.

Марджина, отвернувшись, хихикнула.

– И ничего смешного, между прочим, – обиделся Ибрагим, прячась за столешницей. – Со всяким может случиться.

– Не переживай, будут тебе новые штаны, – пообещал Али-баба. – Главное, что мы от паршивых гулей город избавили.

– Да, – согласился Ибрагим, и это была чистейшая правда.

Гули действительно позорно бежали из города, бросив и дом, и работу, и место своего пропитания. Остановились они лишь за стенами города на краю пустыни. Немного отдышавшись, они опустились на холодный песок и переглянулись.

– Я такого ужаса еще ни разу в жизни не испытывал, – честно признался Олим-кирдык.

– Я тоже, – поддакнула Юмюм-хана.

– Хорошо, что мы от них убежали. Надеюсь, они нас не догонят.

– Я тоже.

– Знаешь, ну его, этот город! – вздохнул Олим-кирдык.

– Ага.

– Мы все-таки пустынные гули, и мне давно хотелось на волю.

– И мне.

– У тебя нос немножко того, – приглядевшись к лицу жены, показал пальцем Олим-кирдык, – набок смотрит. Теперь, наверное, на всю жизнь.

– А тебе чего? – разозлилась Юмюм-хана. – Это ведь ты, трус несчастный, меня вперед себя в дом послал.

– Нет, я тебе говорил, что туда не надо ходить, – поправил жену Олим-кирдык.

– Говорил, не говорил! Вот щас тебе тоже сверну носопырку набок, будешь у меня знать. Нос ему, видишь ли, мой не нравится!

– А знаешь, тебе так даже больше идет, – спешно выкрутился Олим-кирдык. – Необычно, по крайней мере. Я слышал, сейчас такой нос очень моден, особенно когда на левую сторону.

– Правда?

– Правда, правда, чего мне врать-то? Только вот жаль, поужинать так и не успели.

Карим очухался далеко за полночь. Распахнув глаза, он лежал некоторое время, глядя в высокий дощатый потолок и пытаясь припомнить, что с ним произошло. Бежал, поскользнулся, упал в реку, едва не утонул. Во что-то больно въехал головой, отчего она до сих пор побаливает. Пройдет, пустое. Главное, жив остался и от разбойников скрылся. Но где он находится? На родной дом Касыма помещение мало походило; на разбойничью пещеру – тем более. Может, кто его подобрал?

«Подобрал! – испугался Касым и захлопал себя по одежде. – Ну вот, так и знал, – расстроился он, – последние деньги сперли».

Касым повернулся набок. В темноте было плохо видно, но он разглядел, что лежит на мешках. Мешки пыльные, и от пыли свербит в носу. Нет, не пыль – мука! Значит, он на каком-то складе или… мельнице! Касым все вспомнил: и как он головой в водяное колесо угодил, и как разломал его – мельник явно ему спасибо за это не скажет! – и как его почти в беспамятстве двое тащили на мельницу. Вот и деньги, наверное, забрали в счет починки колеса. Касым пошарил вокруг рукой, не особо надеясь обнаружить пропажу, и вдруг пальцы его коснулись тряпицы, в которую было завернуто что-то жесткое и круглое. Деньги, его деньги! Касым быстро сел, развернул тряпицу и спешно пересчитал монеты – все одиннадцать динаров были на месте. Мельник ничего не взял.

Касыму стало немного совестно за свои нехорошие мысли. Его спасли от верной гибели, принесли на мельницу, переодели в сухую одежду, уложили спать в тепле, а он, мало того, что мельничное колесо людям попортил, так еще и в воровстве хозяина зазря обвинил. Однако дожидаться утра и потом объясняться с хозяином Касыму никак не улыбалось, и он решил отправиться домой. В глубине комнаты, заполненной плотной темнотой, кто-то сопел, и не один, судя по звукам. Верно, работники хозяина мельницы – сам бы он на мешках никак спать не стал.

Аккуратно завернув деньги в тряпицу, Касым зажал ее в руке, чтобы ненароком не звякнули монеты, и сполз с мешков на пол. Пройдя на цыпочках к дверям, он остановился. Ох, неправильно это, совсем неправильно.

Касым вернулся к мешкам, развернул тряпицу и положил на мешок две монеты – их должно хватить на починку колеса. Нет, мало. Хозяин может обидеться и счесть Касыма неблагодарной свиньей. Касым вздохнул и положил на мешок еще пару монет. Уже лучше, но душу все равно точил червь сомнений – еще неизвестно, насколько сильно пострадало колесо. Касым скрепя сердце положил на мешок еще две монеты. А сухая одежда, а приют, а его спасение? Что сталось бы с Касымом, не вылови его мельник из воды? Касым покачал головой и добавил еще один золотой. В тряпице остались жалкие четыре монеты. Касым долго смотрел на них, потом разозлился и бросил монеты на мешок к остальным – пропади оно все пропадом! Из-за этого проклятого золота он едва жизни не лишился.

Развернувшись, Касым решительно направился к двери, распахнул ее и… вывалился на землю с высоты двухэтажного дома.

– О-ох! – протянул он, приподнимаясь на руках и мотая головой. – И какой ишак делает двери без лестниц!