Али. Жизнь

Когда он сжал факел обеими руками, дрожь исчезла. Сосредоточившись каждой клеточкой тела, он нагнулся, чтобы зажечь фитиль, который затем с помощью подъемного механизма должен был быть доставлен на вершину стадиона. Но фитиль все никак не занимался, языки пламени скользили по рукам Али. На секунду показалось, что Али понадобится помощь, что он может выронить факел или, хуже, поджечь себя. Арена стихла, восемьдесят тысяч людей затаили дыхание. И вот наконец фитиль загорелся и доставил олимпийский огонь в огромную чашу. Толпа снова заревела.

В глазах восторженных зрителей Али снова стал бунтарем. Они увидели человека, который не боялся показать свою слабость, человека, чьи дрожащие руки напомнили о его словах, которые он повторял бесчисленное количество раз, когда был молод, полон сил и казался неуязвимым: он не боялся смерти.

Сердце Фрэнка Садло обливалось радостью. Он знал, как сильно Али любил внимание и как скучал по нему после ухода из бокса. Ему было все равно, была ли его заслуга в выборе Олимпийского комитета.

Вполне возможно, что его звонки и письма не имели к этому никакого отношения и кандидатуру Мухаммеда мог выдвинуть кто-нибудь из Олимпийского комитета или руководитель телекомпании.

Это не имело значения.

Главное, что желание Садло сбылось. Когда он стоял посреди ресторана «Эплбиз», глядя в телевизор и сдерживая слезы, он от всей души хотел, чтобы Али насладился этим моментом и вновь искупался в лучах славы.

Спустя два месяца после церемонии открытия Олимпийских игр Мухаммед и Лонни дали интервью репортеру «USA Today» в своем доме в Мичигане.

«Али зажег олимпийский огонь, ознаменовав не только начало Олимпиады, но и возрождение величайшего, одного из самых волшебных и любимых спортивных героев планеты, и человека, которого некоторые люди считали достойным кандидатом на Нобелевскую премию мира за его гуманитарную деятельность», – впоследствии написали в газете.

«После Олимпиады бывший трехкратный чемпион-тяжеловес в возрасте пятидесяти четырех лет из жертвы бокса и болезни Паркинсона стал живым вдохновением для миллионов инвалидов».

«Стесняясь своего неврологического заболевания, Али годами скрывался от СМИ, но теперь он снова вышел в свет».

«Он не просто зажег огонь, он осветил путь для других – и, возможно, для себя самого».

* * *

В один миг Али стал чем-то большим, чем стареющей легендой спорта.

«Он был наполовину реальным, наполовину мифическим, – сказал Сет Абрахам, на тот момент президент телевизионной сети Time Warner Sports. – Я знаю, что Поля Баньяна и голубого быка[37] не существовало, но они неотъемлемая часть Америки. Он почти как Поль Баньян… Мухаммед Али… неужели и правда жил на свете такой герой?»

56. Длинный черный «Кадиллак»

Али больше не с кем было сражаться.

Бо́льшую часть своей сознательной жизни он провел на войне – с соперниками на ринге, с репортерами, которые пытались указывать ему, как вести себя, с политической и экономической системой Америки, которая отбрасывала афроамериканцев на самые нижние социальные и экономические ступени. Среди боксеров Джек Джонсон первым нанес хороший удар по американским представлениям о превосходстве белой расы; за ним последовал Джо Луис, который с кулаками отстаивал идеи интеграции и равенства, и, наконец, Мухаммед Али, который в гуще хаоса социально-расовых проблем джебовал, танцевал и атаковал, не боясь разозлить белого человека, и продвигал идею о том, что слава Америки зиждилась на истерзанных черных спинах, разрушенных черных семьях и заглушенных голосах чернокожих. Он верил, что афроамериканцы никогда не будут по-настоящему свободными, пока на корню не разрушат эту гнилую систему.

Теперь, когда его голос превратился в шепот и больше не осталось врагов, которым бы он мог бросить вызов, Али замолчал. Он продолжал путешествовать, продолжал принимать награды, продолжал устраивать отработанные выступления в сопровождении Лонни и Говарда Бингема. Али хмурился, когда Бингем представлял его публике как Джо Фрейзера. Али показывал фокус с исчезновением платка. В другой день он заставил фанатов поверить, будто парит над землей, или сидел за роялем с Бингемом и играл Heart and Soul.

Его публичные появления часто проходили без слов. Но чем меньше Али говорил, тем милее и праведнее он выглядел, по крайней мере в глазах белой Америки. Теперь его окружали уважаемые бизнесмены. Он жил с Лонни на ферме в Берриен-Спрингс, штат Мичиган, вдали от СМИ, вдали от проблем своего народа, вдали от прихлебателей, подлецов, мошенников, женщин, вдали от всего. Когда к Али наведывались журналисты, их поражало, что бывший чемпион не стыдился показывать всему миру свои дрожащие руки и неуклюжую походку. Они описывали его как человека, достигшего умиротворения. Тихий спокойный голос и простые фокусы делали Али очаровательным, особенно по сравнению с некоторыми профессиональными спортсменами, которые наводнили мир спорта в 1990-х годах.