Алина Покровская. Дорога цветов

Леонид Ефимович Хейфец сокрушался о том, что по Алине Покровской «классический русский репертуар плачет», и это, несомненно, так. Не только по таланту актрисы, но и по тем человеческим, женским свойствам, что были присущи ей изначально, неотделимы от ее природы – она была и осталась удивительно схожей по характеру с теми героинями русской классической прозы, что были с детства глубоко впитаны как пример – не для подражания – для своего рода продолжения.

Может кому-то показаться странным, но эта черта органически объединяет Алину Покровскую с героинями произведений русской классики, воспитанных не только на родовых традициях, но на определенном круге чтения, откуда черпали они примеры для подражания и поведения – определенный нравственный кодекс; ценивших своих героев за убеждения и считавших необходимым перевоспитать их, если ощущали несовпадения со своими духовными установками.

В этом скрыт некий феномен нескольких поколений не только отечественных читательниц, о котором интересно будет когда-нибудь порассуждать на страницах уже совсем другой книги…

Но хотя бы две роли, о которых любая актриса могла мечтать, Покровской достались – в спектакле Хейфеца «Дядя Ваня» А.П. Чехова на самом изломе 1960-х годов, где она сыграла Елену Андреевну, замеченную и отмеченную не только зрителями, но и самыми придирчивыми из критиков. Вера Максимова[19] писала о спектакле Хейфеца как о бессмысленном и жестоком лабиринте. И в этом лабиринте, где все были разобщены и жили в своем замкнутом мире, в этом доме из двадцати шести комнат маялась хрупкая музыкальная душа, отчаянно желавшая найти свое место в жизни. И в самой глубине своего сознания отчаянно верила, что все может еще как-то измениться.

В спектакле был поистине удивительный актерский ансамбль: Любовь Добржанская (Мария Васильевна Войницкая), Антонина Богданова (няня Марина), Андрей Попов (Иван Петрович Войницкий), Геннадий Крынкин (доктор Астров), Михаил Майоров (профессор Серебряков), Николай Пастухов (Вафля), Наталья Вилькина (Соня), Алина Покровская. «Дядя Ваня» Леонида Хейфеца был удивительным по атмосфере! Мне посчастливилось присутствовать на репетициях, и то, как режиссер тщательно, кропотливо разбирал не только тончайшее плетение связей между персонажами, но и малейшие оттенки смыслов, скрытых за простыми словами, – спустя много десятилетий помнится и живет в моей душе сутью высочайшей профессиональности, сухо называемой «режиссерский разбор»… Мало кто сегодня может не просто проводить его, но зажигать артистов, высекать особую эмоциональную ноту буквально каждой фразы, каждого движения…

В «Режиссерских записках» Леонида Ефимовича Хейфеца, опубликованных с предисловием М. О. Кнебель в журнале «Театр» в 1978 году, почти десятилетие спустя после того, как появился спектакль ЦАТСА «Дядя Ваня», о героине Алины Покровской написано: «Вот и в Елене Андреевне что-то мешало полюбить или “поддаться чувству”, как говорит Астров. И это “что-то” было для нее весьма серьезно. Разве не это чувство руководило ею, поддерживало ее в бессонные ночи у постели больного, старого мужа? Или не она венчалась в церкви, не был Господом Богом благословлен их союз?.. А собственное воспитание, а страх, чувство вины, стыда, раскаяния? Все это было. Потому не так просто поведение этой, казалось бы, беспечной женщины, которую все любят. И за внешней расслабленностью Елены – А. Покровской скрыта напряженная душевная работа: чувство вины и неловкости за себя и мужа в первом акте; метания между чувством вины, долга и желанием видеть, слышать Астрова во втором акте; потом жертва во имя Сони, почти самообман и в дальнейшем непротивлении судьбе, любви; и случай, случай, все остановивший и переломивший – в третьем акте…»

Подобный точнейший разбор пролагал актрисе дорогу к воплощению не просто скучающей женщины (что нередко встречается в интерпретациях этой пьесы А.П. Чехова), а к натуре, живущей сложными, противоречивыми чувствами, которых не видят за ее красотой и изысканными манерами влюбленные мужчины.

Особенно наполненными становились сцены Елены Андреевны и Сони, в роли которой абсолютно всеми была высоко оценена изумительная актриса Наталья Вилькина, прожившая ослепительную и очень короткую жизнь. Почти ровесницы в жизни, они и играли почти ровесниц – мачеху и падчерицу, таких разных внешне, но таких сходных внутри богатством и невероятной хрупкостью душевного мира, существованием в доме, который для Елены Андреевны был всегда чужим, принадлежащим покойной жене профессора Серебрякова. А для Сони он становился чужим с приездом отца с женой и – главное! – твердым знанием того, что она не нужна Михаилу Львовичу Астрову, впереди ее ждет лишь «небо в алмазах»…

«Колдунья», «русалочья кровь», «роскошная женщина» и угловатая, привычная к беспросветной ежедневной работе усадебная девушка… Их сближало, соединяло то, что Леонид Хейфец определил как те личные трагедии, из которых и складывается содержание пьесы «Дядя Ваня»…