А еще надо вспомнить «Мальчика-звезду» Оскара Уайльда, одну из самых пленительных его сказок, навевающих очарование и печаль. В трактовке Алины Покровской это было поистине незабываемо…
Но вернемся в театр.
XXVIII
В спектакле Александра Бурдонского «Ваша сестра и пленница…» Людмилы Разумовской Покровская сначала играла Марию Стюарт, опальную королеву. И один из героев, Генри Дарнлей, в роли которого был Федор Чеханков, говорил: «Ну откуда у тебя этот голос! Его звук волнует меня, как шум моря, у которого я вырос». В голосе Марии нежными нотами звенели любовь, отчаяние, надежда, стремление вернуться к невозвратному прежнему, но и не чуждость некоторой театральности, игре, необходимой для того, чтобы завораживать мужчин, подобно морским сиренам – и подталкивать к нужным ей поступкам. Эти ноты раскрывали, словно вышивали по шелку, личность королевы, потерявшей все, пытающейся всеми силами выжить в плену у сестры. Ее борьба была безнадежной изначально, а осознание, что именно она стала соучастницей убийства своего мужа, приводило Марию к гибели раньше, чем состоялась ее казнь.
В одной из телевизионных передач Алина Станиславовна рассказала о том, что наступил момент, когда она почувствовала, что по возрасту уже не может играть Марию. Никто, кроме нее, этого не мог даже заподозрить, но она сказала Александру Бурдонскому, что вынуждена отказаться от роли. Он не соглашался, уговаривал актрису, но Покровская настояла на своем.
Так она во второй раз отказалась от роли, которую любила. Как случилось это и с Маргаритой Готье. Тогда Бурдонский тоже долго не соглашался, спорил с Алиной Станиславовной, доказывая, что она должна играть, а она ответила ему: «Я попрошу художественный совет театра освободить меня от роли, пока меня не освободили от нее зрители». И написала свое заявление.
И тогда сыграла Елизавету…
В Театре имени Вл. Маяковского Андрей Гончаров поставил спектакль по этой пьесе, и Татьяна Доронина исполняла роли двух королев сразу, являясь в первом акте Марией, а во втором Елизаветой. Это было по-своему любопытно, но Александру Бурдонскому подобный рисунок не был близким. Он сознательно выстроил спектакль, в котором две королевы оказывались почти полярными во всем. Покровская была с ним согласна, признавшись: «Сыграть Марию, а после антракта Елизавету? Вот так сразу? В один вечер впихнуть себя в совершенно другую психологию… Это все-таки фокус. Теоретически это было бы занятно, а практически – хорошо, что не случилось».
Но настал момент, когда Алина Покровская стала играть Елизавету, и режиссер посчитал эту роль одной из лучших в ее «послужном списке».
Первым, на что обращалось внимание, – был голос актрисы: совершенно иной, чем у Марии, словно бы утративший свою «хрустальность» (пройдет два года, и голос Елизаветы невольно напомнит голос и интонации Агриппины из расиновского «Британика», но лишь отчасти): в переливах мелодий, почти незаметно переходя один в другой, существовали повелительные королевские ноты, грубая брань, смиренная молитва, льстивые уговоры, жалобы на свою якобы беспомощность и беззащитность. Из этой щедрой мелодики рождался образ незаконной дочери Генриха VIII. В этом удивительном владении голосом смешивались, подобно краскам палитры, разные крови, характеры, приметы воспитания, образ жизни женщины, окруженной слабыми мужчинами, которыми можно легко управлять, манипулировать с помощью интриг и лести, лицедейства и дипломатических уловок.
Алина Покровская создала образ не слишком популярного «жанра», вернее было бы сказать, слишком труднодостижимого, потому что в нем, по мысли Александра Бурдонского, соединялись воедино драма и гротеск. Это был не «трагический балаган», но нечто, несомненно, близкое этому понятию. Подобный характер охарактеризовать в полной мере может, наверное, только психология или даже психиатрия – женщина, состоящая из комплексов, которые постоянно как будто разрывают ее на части, диктуя прямо противоположные проявления в поведении, отсутствие здоровой логики.
Не веря в любовь, ее Елизавета стремилась только к мести всем мужчинам; любила и презирала одновременно лесть; находила фаворитов и быстро уставала от их однообразия, от сходства этих «мартышек», как королева своих кратковременных любимцев именовала. Эта «пленница клочка земли под именем Англия» действительно стала пленницей долга, обстоятельств, но едва ли не в первую очередь собственных амбиций и стремлений. Эта «адская смесь» ярко проявила в Елизавете способность к самым изысканным интригам и азартной игре, научила являться каждому такой, какой он ее воспринимает. Королева и наслаждалась своей «работой», и проклинала ее, но никогда бы не отказалась от власти – главного своего стремления, цели своего существования…
XXIX