Читаем Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 полностью

Не думаю, чтоб это было хорошо…

Очевидно, подстерегает что-то [из-за угла. – вымарано] скверное.

Господи! Как хочется стряхнуть с себя все нечистое, как хотелось бы иметь душу ясную, светящуюся…

24 [ноября 1906 г.]

Сейчас с «Вишневого сада»…

Кажется – сколько ни смотри, и всегда будешь приходить домой чуть не обалделой.

25 ноября [1906 г.]

Через месяц – Рождество…

Хороший праздник…

А скоро год, как мы отправлялись за границу…

Господи! Как время-то летит!

Ужас!

26 [ноября 1906 г.]

Сегодня днем была репетиция «Бранда» III картины. Первый раз нынче сказала свои реплики хорошо. Это очень как-то подняло настроение… Приятно… Василий Иванович сегодня поздоровался со мной и, к чему – не знаю, сказал кому-то – «наша будущая гордость»…

Очевидно, и он что-то слышал про меня… Но почему никогда ничего не говорил? – вероятно, думает, что я могу возгордиться. Хороший мой! Чудный мой! Любимый…

Кто на земле лучше тебя?!

Василий Васильевич [Лужский] сегодня угадывал – кем я увлекаюсь в театре: сначала сказал – В. И.К., а потом – В. И.Н. Д. …

Я ничуть не смутилась, засмеялась и сказала, что он попал пальцем в небо.

Кажется, он поверил, что ошибся. Славный Василий Васильевич – очень!

Хорошая душа! Мне кажется, я могла бы быть его [добрым. – вымарано] хорошим другом… [желала бы. – вымарано] быть с ним очень откровенной!

Последнее время не отходит от меня Братушка [С. С. Киров]…

Мне он после тюрьмы стал как-то симпатичнее, я много говорю с ним и как-то хорошо себя чувствую в его обществе. Теплый он, душевный205.

27 [ноября 1906 г.]. Понедельник

Сегодня утром пришла в театр – скучища страшная. На уроке прямо томительно. Удрала с малой сцены вниз. Скоро пришли Василий Иванович и Званцев; Василий Иванович из лечебницы Майкопа, после душа – свежий, бодрый, хороший. Пошли все в фойе: они пили чай, а я сидела так. Василий Иванович заботливо прикрыл окно шторой, чтоб мне не дуло… Сидели долго… говорили, так просто, хорошо… Несколько раз ловила на себе этот его «особенный» взгляд…

И каждый раз он улыбался, а я переводила глаза куда-нибудь в угол. Говорили о провинции. Василий Иванович говорил, что я и понятия о провинции не имею, если смотрю так светло на свое будущее…

Он говорил, что это такой ужас, такая яма, что не дай бог206… Но меня не ужаснул ни одним словом: мне так хорошо было сидеть тут, с ним, так просто, [как с [нрзб.] знакомым. – вымарано] болтать, смеяться, чувствовать себя оживленной и интересной!

Он говорил о тех разочарованиях, которые неминуемо должны постигнуть меня, а я слушала его голос, чувствовала, что он так близко, и душа волновалась трепетной радостью, лицо улыбалось, и никакие ужасы будущего не смущали душу.

28 [ноября 1906 г.]

Мне хорошо… Сейчас с репетиции 7-й картины207. Не знаю, случайно или умышленно Василий Иванович во время монолога обнял мою голову и прижал к себе… Обыкновенно ему попадалась Полуэктова208, но сегодня, несмотря на то что она стояла передо мной, первая к нему, он положил руку на мою голову и затем тихо, незаметно привлек к себе…

Я вся трепетала…

Господи! Что будет?! Чем все это кончится?!

29 [ноября 1906 г.]. Среда

В [четверг. – зачеркнуто] понедельник будет смотреть меня Константин Сергеевич [Станиславский].

Волнуюсь…

Не могу заниматься последнее время… Опять личное чувство, [забросила все. – вымарано] заполнило всю душу, и посему – на сцене – пень пнем. Скверно!

Тишина сейчас страшная…

Никого нет в доме… Я одна… Только часы – мерно отбивают «тик-так, тик-так»… И больше ни звука…

Иногда такая тишина приятна… Хорошо думается как-то…

Воспоминания ползут, мечты охватывают душу…

Большие, сильные, красивые.

30 [ноября 1906 г.]. Четверг

Сегодня на душе скверно: тускло, уныло… И день – такой сырой, слякотный, туманный. Обыкновенно хоть воздух помогает: как охватит морозной крепостью, обвеет свежим сильным ветром, – вся тоска разом пропадает, и легко на душе становится, и жить хочется – страстно!

А сегодня воздух – тяжелый, душный, висит как-то без движенья… Неприятно… Скучно!

1 декабря [1906 г.]. Пятница

Сегодня репетировали «Снегурку», и было ужасно! А у меня, кажется, хуже всех…

Печально…

Главное – то, что я ничуть не волнуюсь, и вообще за последнее время стала какая-то равнодушная…

Нужно иначе жить! Больше впечатлений, что ли! А то я кисну, кисну невыносимо!

Вахтанг [Мчеделов] недавно мне сказал, что для того, чтобы достигнуть полного счастья, полного удовлетворения, мне необходимо вырасти, перестать быть девочкой…

Последнее время я вот думаю, и мне кажется – он прав. Когда Василий Иванович увидит, что я уже не ребенок, увидит во мне женщину – он полюбит меня… Я убеждена в этом… Может быть, глупо утешать себя [этим. – вымарано] подобными надеждами, но я в это верю почему-то страшно! Он полюбит меня! Непременно. Я знаю это! Я знаю это!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное