Алька. Второе пришествие

Мы ударили по рукам, на следующий день я получил папку чертежей и отвёз их в Москву на проработку. Анализ показал, что деталей, требующих изменения, было не так уж много, но та часть деталей, которая требовала переработки, была спроектирована вообще без знания каких-либо технологических переделов, кроме фрезерования, сверления и сварки. Разобравшись со всем, я понял – игра стоит свеч.

Ивасюк был в Москве в командировке, мы с ним поработали над узлом крепления скребка, пришли к согласованному решению, и мы оформили и подали заявку на изобретение, чертил и оформлял кто-то и конструкторов моего отдела, мы и его включили в состав авторов.

О том, что заявку нашу признали изобретением, я узнал через тридцать два года, когда писал эти строки, просто набрав в поисковике название изделия и имена авторов.

Подписывать договор с Ковельсельмашем я поехал сам, поскольку понимал, что будут вопросы и вряд ли кто на них ответит лучше меня. Реакция заводчан была одинакова – во всех службах принимали меня за блаженного. Ещё бы, какой нормальный человек в трезвом уме и здравой памяти будет утверждать, что он доработает конструкцию изделия, выпускаемого с некоторыми изменениями тридцать лет; так, что, сохранив его работоспособность, он уменьшит его металлоёмкость и затраты на производство, получив экономию, позволяющую профинансировать все затраты по договору и вдобавок получить премию. Это ж просто бред какой-то, ведь вдобавок этот кретин – то есть я – берёт на себя обязательство вернуть все деньги, если он не справится с задачей.

Помнится, в планово-экономическом отделе, подписывая договор, зам. главного экономиста, женщина лет пятидесяти, сказала мне:

– Ничего у вас не выйдет.

– Бог знает, а вдруг повезёт? Я вообще-то удачливый.

– Ну разве можно полагаться в таком деле на удачу? Давайте, пока не поздно, похерим весь этот договор.

– Нельзя.

Она, поглядев на меня взглядом, полным сочувствия, вздохнула: что ж с ним, с убогим, поделаешь, подписала договор и протянула мне.

Через полгода я подписывал у этой же плановички актировку, перечень выполненных работ и уточнённый расчёт экономической эффективности. Прочитав все документы, она посмотрела на меня с испугом:

– Это что получается, вы в самом деле договор выполните?

– Да, получается, что выполним.

– Это ж сколько мы вам должны будем заплатить по экономическому эффекту?

– А что вас беспокоит? Завод же значительно больше заработает на этом.

– Завод-то заработает, но нам-то что? Мы-то ничего не получим, а вы получите.

Сколько раз я слышал схожие слова и такие же интонации, удивительный у нас народ – да хрен бы с ней, с родимой хатой, ну побелил ты мне её, подлатал. Но это ж сколько ты заработаешь? Да я лучше её порушу, лишь бы ты, как я, сидел и не высовывался.

В начале мая слетал в командировку во Фрунзе, на Фрунзесельмаш, посмотреть завод, прощупать его с точки зрения возможного сотрудничества. Главным сварщиком оказался выпускник МВТУ. Обрадовавшись, что встретил коллегу, пригласил в гости. Впервые я участвовал в национальном застолье, хозяин посадил меня рядом, к столу подали то ли жареного, то ли тушёного барана, однокашник мой стал раздавать каждому по какой-то части, мне перепал глаз. Заметив мою реакцию, хозяин сказал:

– Сделай вид, что ешь, потом я у тебя заберу.

Я так и поступил, все увлеклись едой, мне заменили глаз изрядным шматом мяса, все пили чай, а мы с хозяином коньяк из чайных чашек, который он наливал из большого заварочного чайника – годы учёбы в МВТУ не прошли даром.

В мае центральные газеты опубликовали закон о кооперации, я прочитал и задумался, похоже, что в стране и в самом деле начинаются большие перемены. На следующий день в «Правде» опубликовали большую статью, комментирующую двухгодичное постановление о мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами, что они хотели сказать этой публикацией, на следующий день после закона о кооперации, я не понял до сих пор. Но энтузиазм мой поугас, и ведь профессор Преображенский не советовал читать советских газет. Те, кто не читал, сообразили моментально, кругом возникали водоворотики предпринимательства, предприимчивости, загудел Рижский рынок, заклубились на Арбате и в Измайлово художники и лоточники.

Мишка сдал весеннюю сессию, остался хвост, но рубить его он собирался осенью, наступило время отдыха. Я, признаться, думал, что он соберётся ехать на шабашку, спросил, потирая руки:

– Куда? В Норильск, на Дальний Восток? В какой собираешься строяк ехать?

Сын, посмотрев на меня с удивлением, спросил:

– А когда же я отдыхать буду?

Я даже растерялся, не зная, что ответить, мне эта мысль не приходила в голову никогда.

– А где думаешь отдыхать?

– Не знаю пока.

Вспомнив, недавнее посещение Фрунзе, я спросил:

– А хочешь Иссык-Куль посмотреть, у Фрунзесельмаша там пансионат есть, я договорюсь. Наверно, интересно будет посмотреть.

– Давай, только договаривайся на две путёвки, я с другом полечу.

Через неделю Мишка улетел с приятелем в Киргизию.