Алхимик и королевский ингредиент

Беличья свора отступила, скрылась в густой кроне. Сейн сделал несколько шагов, вглядываясь в темную, чуть замшелую кору. То ли у него разыгралась фантазия, то ли глубокие борозды складывались в едва различимые очертания морщинистого лица, лишь отдаленно напоминающего человеческое.

– Тебе будет проще, если я начну говорить так? – И снова не голос, а шорох, стук и свист, но с заметной разницей. – Ближе подходи, только их с собой не бери.

– Кого «их»?

– Тех, кого постоянно с собой таскаешь.

Сейн оглянулся, но никого больше не увидел в лесном мороке.

– Кто ты? – спросил он. На демона существо никак не походило, но и о разумных духах леса он еще никогда не слышал.

– Здесь Хозяином зовут, там бы звали бесом, а когда-то – божеством. Человек придумал прозвища, от сути спрятался. Выбирай любое, мою суть тебе не постичь. Зря привела вас непутевая. Слепец слепца не водит.

– Она просила помощи. Говорила, ее любимый в беде.

– Один не то говорит, другой не то слышит, думать за них кто будет? Здесь он, со мной, а любовь их – смех. Бегал лесовичок зеленый, теплым ветерком в лицо непутевой дул, пятки травкой щекотал, хвойной лапой щеку игриво колол. Ему бы волком рыскать, корой деревья греть, с медведем зимовать. Но нет, заигрался, поманила она его теплом живым, как пламя мотыля, человеком вздумал сделаться, желуди у меня украл. А она возьми и влюбись в него. Как желуди кончились, ко мне вернулся, да только я больше не выпустил. С тех пор шляется тут непутевая, желуди выпрашивает. Без них ему человеком не стать.

– Не понимаю, – признался Сейн. – Как такое вообще возможно – не понимаю. Но, раз возможно, почему не отпустишь?

– Много в тебе вижу: памяти омут, мыслей – что кусачих муравьев. Всего не разобрать. Главное понял, думать умеешь. Вот сам и смекни, отчего дух человеку не пара.

Алхимик впервые за весь разговор втянул в себя ненужный воздух и посмотрел туда, где медленно, будто в чане с киселем, бродил силуэт охотницы.

– Давно шляется?

– Давно.

– Не отступит ведь, знаю таких… Ляжет к корням твоим от тоски умирать, что тогда?

– Мне какое дело?

– Есть тебе дело, – ухмыльнулся Сейн. – Иначе ты бы мне не ответил. Суть, говоришь? Ты мог бы давно отправить своих белок ноги ей обгрызть, чтобы она и близко сюда не подошла. Лес не убивает и не калечит без нужды – первое правило природы, от которого мы отступили. Но не вы. Вот твоя суть.

– Ммм…

– Попрощаться хотя бы дай, душу облегчить. И мы уведем ее, обещаю.

Долго думал хозяин дуба, прежде чем ответить:

– Лесовичка не пущу. Сюда ее тащи.

* * *

– С вами пойду, – сообщила Марго, когда Сейн ей все пересказал.

– Не получится, – ответил алхимик, разминая затекшую шею. – Зелья почти не осталось, хорошо если на двоих хватит.

Королева закусила губу.

– Тогда пусти нас вдвоем.

Сейн задержал на ней взгляд, гадая, что еще могло взбрести в эту белокурую голову:

– Зачем?

– Ты дал обещание, что уведешь ее. Но я не давала.

– Марго…

– Думаешь, это опасно?

– Мы на краю мира в чужих землях, рядом с чужой сущностью, о которой ничего не знаем. Здесь все опасно.

– Я спросила, как ты думаешь.

Алхимик с сомнением мотнул головой:

– Не уверен…

– Значит, решено? Отпускаешь?

От ее требовательного взгляда было не заслониться, под ним даже дышалось труднее. Сейн знал, что сможет сопротивляться, сможет запретить, вопрос лишь в том, хочет ли он сам этой борьбы. В конце концов, глаза королевы ждали не простого разрешения, они ждали ответа: научился ли он доверять ей так, как она того заслуживает.

– Она должна сама захотеть вернуться, – сказал алхимик и покосился на охотницу, которая все это время нетерпеливо приплясывала рядом. Ее лицо успело сменить практически все оттенки серого. – Вы обе… должны захотеть. Это важно. Я прослежу за вашими телами, но не смогу вытащить ваши души.

Марго благодарно кивнула и тоже присмотрелась к охотнице.

– Самое сложное – это теперь все ей объяснить.

* * *

Кили не сразу поняла, что умерла. Просто в один миг лес вокруг стал другим, а небо над головой опустело. И даже когда поняла, увидев свое лицо со стороны – белое и неподвижное, словно выточенное из костяного граба, – почти не испугалась. Шаман с воительницей, несмотря на нехватку слов, очень убедительно просили ее не пугаться, она это твердо запомнила.

«Отцу расскажу, не поверит!»

Беван спустился к ней вместе с туманом. Она знала, что ему подвластен любой облик, но для нее он вновь стал человеком: взъерошенным, курносым, с глазами цвета первых почек, набухших по весне. Его бледная кожа блестела от росы и пахла смолистой хвоей.

Он тут же подхватил Кили, ставшую совсем невесомой, закружил в объятиях, под его сильными руками тут же испарялись все девичьи страхи и сомнения.

– Убегу от него, – зашептал на ухо. – Вот увидишь…

Не оставил, не забыл! Хорошо, что сердце ее уже не билось, иначе гореть бы ему сейчас, плавиться в груди.

– Беван, мой милый Беван…

Она шептала что-то еще, сама себя не слушая и не понимая, молилась и клялась на языке, доступном лишь влюбленным и молодым…

* * *