Алхимик и королевский ингредиент

Жрецы окружают его полукругом, нараспев читают молитвы. Их голоса – прутья его клетки. Их расшитые золотом мантии неестественно ярки в свете свечей. Их взгляды обращены к статуе их бога. Белоснежная фигура Судьи тянется ввысь, где тьма под высокими сводами лежит на его плечах, скрывая голову. Он может видеть всех, но никому не дано рассмотреть выражение его лица. Так и задумано.

Раздетый по пояс, Сейн корчится на холодных плитах.

Его святость Высокий жрец Ефимон тянет к юноше длинные руки с кривыми пальцами:

– Кайся, мальчишка, перед ликом Судьи! Откажись от скверны внутри себя!..

Его хищные, как у гарпии, лапы погружаются в тощую грудь, раздвигают ребра, легкие и сердце, лезут куда-то глубже, к самой душе.

– Кайся, мальчишка, кайся!

За воплями Сейна не слышно молитв.

…Он открыл глаза. Выбил дробь по подлокотнику кресла. Уже и не помнил, сколько так проторчал перед кроватью старика. Несколько раз приходила сиделка, полноватая жрица в годах, молча протирала лоб больного влажной тканью, окуривала дымом горьких трав. Уходила, так и не глянув на алхимика. Когда она открывала дверь, можно было рассмотреть часть коридора снаружи и неподвижного человека с опущенной головой. Личный солдат Ефимона? Кто-то из храмовой стражи? Сейн не был уверен, этот ли человек дежурил у входа, когда они пришли сюда с Линдой: его лицо скрывал капюшон.

Храмы и монастыри только на первый взгляд кажутся незащищенными. До той поры, пока какому-нибудь глупцу не придет в голову обидеть или обокрасть жреца. Тогда безмолвные стражи в капюшонах явятся как из ниоткуда.

Сейн обвел комнату взглядом. Шкафы и тумбы с резными дверцами, аккуратный круглый столик на гнутых ножках, широкая кровать с золочеными колоннами, поддерживающими балдахин; даже кресло с обитой бархатом спинкой, в котором он сидел, – все здесь было сделано из качественной, дорогой древесины. Должно быть, эти покои принадлежали кому-то из профессоров. А может, судя по размаху, и самому ректору. Кольнула навязчивая мысль: простой человек мог рассчитывать в лечебнице в лучшем случае на койку, а то и на соломенный тюфяк.

Сейн покосился на старика, встал. Прошелся, насвистывая невнятную мелодию, его сапоги оставляли в густом ворсе ковра дорожный песок. Пробежался глазами по гобеленам с вышитыми сюжетами из Свитков: строительство первого Великого Храма, поход паладинов к Змеиному Языку, явление первого чуда… Задумчиво передвинул серебряный подсвечник с одного края стола на другой. Не зная, чем себя еще занять, открыл шкаф.

Все жреческие платья внутри были женскими. С чего он вообще решил, что у представителя Судьи есть личная комната в монастыре Матери? Возможно, настоятельница выделила умирающему свою.

Внимание Сейна привлекла книжная полка по соседству. На видном месте стояли молитвенники в кожаном переплете и пересказы Свитков в трактовках разных эпох и храмов. Но стоило залезть поглубже, и на свет показались знакомые корешки: «Падение Империи», «Колдовство и чародейство: разница подходов и практик», «Общая теория волшебства» и даже «Флора Верхнего Серпа» под именем профессора Сордуса!

Все же некоторым книгам из библиотеки посчастливилось избежать огня. Сейн хмыкнул, припоминая, что рассказывала ему Линда о настоятельнице.

Чудо исцеления не брались объяснять даже опытные заклинатели и ученые. То, как некоторым жрецам удается ставить калек на ноги, одной лишь молитвой помогать слепцам прозреть, не укладывалось ни в одну из существующих теорий волшебства.

И в то же время исцеление было самым прихотливым и непостоянным из чудес.

Много лет назад Сейну довелось познакомиться с семьей, у которой захирел розовый куст. Болезнь губила редкий сантарийский сорт с тяжелыми бутонами цвета очищенной платины. Но стоило жрецу пропеть свою молитву, коснуться зараженных гнилью лепестков, и куст расцвел, ожил буквально на глазах.

А спустя недолгий срок в этой семье заболел младший сын и умер на руках того же жреца, который ничего не смог сделать. «Всякая душа в руках богов, – объяснял он безутешным родителям. – И только им решать, когда перевести ее на Ту Сторону». Удобное оправдание для тех, кто не контролирует свой дар.