Наконец гости разошлись, но Адди Пибоди от волнения не могла уснуть. Она накинула халат и спустилась в гостиную, явственно ощущая незримое присутствие Каролины. Присев за фисгармонию, миссис Пибоди коснулась клавиш. Аккорд прозвучал возвышенно и одухотворенно. Она и впрямь стала играть гораздо лучше. Пальцы привычно летали по клавишам. Миссис Пибоди играла по памяти, закрыв глаза.
Украшен тот град,
Ждет он Божьих всех чад,
Радость там никогда, никогда не пройдет…
Карта IX
Иерофант
Лицо парило в воздухе, озаренное потусторонним зеленоватым сиянием. Девичье лицо. Адди видела, как шевелятся губы. Один раз глаза распахнулись – темные, до боли пустые, а потом сияющие веки снова сомкнулись. Послышался голос:
– Мама… я люблю тебя. Ты знаешь.
Адди тяжело сглотнула и с трудом вымолвила:
– Да, знаю. Каро, детка…
– Зови меня Каролиной. Ты же сама дала мне это имя. Наверное, оно тебе когда-то нравилось. Зря я его стеснялась. Сейчас мне многое понятно.
Голос становился все тише и тише, лицо растворялось во тьме. Сияние померкло, превратилось в пятнышко света у пола. Исчезло.
Шепот раздался снова, усиленный металлическим рупором, помещенным в нишу медиума.
– Мама… я должна вернуться. Будь осторожна. Здесь тоже есть злые силы. Мы не все здесь хорошие. Есть среди нас и плохие. Я их чувствую… Злые силы… Мама… прощай.
Рупор с лязгом задел подставку для нот на фисгармонии, упал на пол, подкатился к ножке стула, на котором сидела Адди, и замер. Она осторожно нащупала его и подняла – безмолвный, прохладный, только чуть теплый в узком конце, словно его коснулись губы Каролины.
Два сеанса подряд прерывались дробным стуком. Удары зазвучали и сейчас, отскакивая от стен, от фисгармонии, от спинок стульев, от пола – в общем, отовсюду. Стук раздавался издевательски длинными очередями, в нелепом ритме – так озорники в школе мучают учителей.
С каминной полки с грохотом упала ваза, осколки разлетелись по плиточному полу. Адди вскрикнула.
Рядом с ней, в темноте заговорил преподобный Карлайл:
– Потерпите. Я взываю к сущностям, кои без спросу явились меня слушать. Мы не желаем вам дурного. Мы не причиним вам вреда. Мы собрались, чтобы молитвой даровать вам освобождение. Внемлите же!
Раскатистая дробь, будто в насмешку, застучала по спинке стула проповедника.
Миссис Пибоди почувствовала, как рупор выхватили у нее из рук. Он лязгнул о потолок, и вдруг из него послышался голос. Стук и шорохи тут же смолкли. Голос был глубокий, зычный, с иностранным акцентом.
– Путь к Господу лежит через йогу любви, – возгласил дух-наставник, Рамакришна. – Вы, ничтожные проказники, обитатели низших уровней, внемлите нашим словам любви и возрастите духом. Не донимайте ни нас, ни нашего медиума, ни дух милой девушки, явившийся повидаться с матерью, которого вы напугали своими шалостями. Внемлите любви в наших сердцах, откуда, будто с горных вершин, потоки любви устремляются к далекому морю великого сердца Господа. Хари Ом!!!
Рупор грохнул об пол, и все стихло.
В дверях, прощаясь, преподобный Карлайл тепло пожал руку Адди.
– Крепитесь в вере, миссис Пибоди. Сеанс нередко прерывается из-за полтергейстов. Иногда нам и нашим близким, обретшим освобождение, удается справиться со злобными духами молитвой. Я помолюсь за вас. Вашей незабвенной Каролине там, на дальнем берегу, вряд ли достанет сил, но я уверен, что она попробует нам помочь. Держитесь. Я всегда с вами рядом, даже если не во плоти. Помните об этом.
Адди закрыла дверь, страшась пустоты огромного особняка. Вот бы найти приживалку! Перл взяла расчет, супругов-норвежцев хватило ненадолго, не выдержала и старая миссис Риордан. Ох, это невыносимо! Мистер Карлайл говорит, что ничего не выйдет, даже если переехать в гостиницу. Не дома, а люди притягивают элементальные сущности. Боже мой, как это было бы ужасно – в гостинице, на глазах у горничных, носильщиков и прочих…
Вдобавок в этом доме они жили с Каролиной… при ее земной жизни, напомнила себе миссис Пибоди. Особняк купили, когда Каролине исполнилось три. Перед самым Рождеством. А в нише, где во время сеансов сидела мисс Кэхилл, тогда стояла наряженная елка. Адди достала батистовый платочек, высморкалась. Какая жалость, что все неприятности начались после того, как с Каролиной удалось установить прочный контакт.
Адди осторожно присела на краешек кресла в нише. Этот уголок теперь по праву принадлежал мисс Кэхилл – она, страдалица, не жалея себя, делала все возможное, чтобы помочь Каролине явить свой лик и обрести дар речи. Адди устроилась в кресле поудобнее, пытаясь понять, откуда у нее возникло чувство, что дом больше ей не принадлежит. Она вспоминала Каролину трехлетней. Рождество, подарки… Каролине подарили игрушечный телефон, и она весь день по нему «звонила».