Аллея кошмаров

В двух больших конвертах из плотной коричневой бумаги оказались два толстых свертка. Стэн разодрал один.

– Вот, погляди! Столько наличности в жизни не увидишь. Сто пятьдесят тысяч долларов! Да ты взгляни. Ух ты, пятьсот одной бумажкой! Да их здесь уйма… с ума сойти.

– Давай-ка их спрячем, милый, – улыбнулась доктор. – Такие суммы в карманах не носят. Вдруг тебе взбредет в голову потратить их на что-нибудь.

Стэн взял стопку мятых купюр из фальшивых писем и скрепил ее резинкой, а Лилит аккуратно вложила в конверты деньги, выманенные у клиента, и снова их запечатала. Она открыла потайную дверцу стола, набрала кодовую комбинацию сейфа. Стэн по привычке хотел подглядеть, какую именно, но Лилит закрыла ее плечом. Спрятав деньги, она снова провернула наборный диск.

Преподобный Карлайл, раскрасневшись, уставился на полированную столешницу красного дерева.

– Раны Господни! Сто пятьдесят тысяч…

Лилит протянула ему бокал с двойной порцией бренди, налила себе. Стэн отобрал у Лилит бокал, поставил на книжный шкаф и порывисто обнял ее.

– Ох, крошка, от этого вашего светского общества у меня голова шла кругом, но теперь я все понял. Ты тот еще гониф. Я тебя все равно люблю. Мы с тобой друг друга стоим, парочка ловких аферистов. И как тебе это?

Он ухмылялся, до боли сжимая ей ребра. Она взяла его запястья, чуть высвободилась и, закрыв глаза, подставила губы.

– Ты просто чудо, милый. Читаешь мои мысли.

Доктор Лилит Риттер отправилась ко сну не сразу. После того как Карлайл ушел, она долго курила, выводя в блокноте аккуратные параллельные линии. Потом повернулась к картотечному шкафчику и вытащила оттуда досье – без фамилии, с одним только номером. В досье лежал лист миллиметровки с выведенным на нем графиком, по типу барометрической таблицы, только для эмоций. На нем были отмечены даты и пики подъемов и спадов настроения. Эмоциональная диаграмма Стэнтона Карлайла. Лилит не особо ей доверяла, но кривая достигла пика, а ранее, вот уже четыре раза, за таким подъемом настроения следовал глубокий спад, депрессия и отчаяние. В конце концов она вернула досье на место, разделась и наполнила ванну, добавив к воде соль с сосновым ароматом.

Принимая ванну, Лилит читала финансовые новости в вечерней газете. Акции корпорации «Гриндл» упали на два пункта; еще какое-то время их стоимость будет снижаться. Лилит бросила газету на пол и соскользнула глубже в ароматное тепло, улыбаясь, как сытый котенок.

Она с самодовольством триумфатора вспомнила сестер, которых не видела уже много лет. Мина, тощая старая дева, вот уже который год вдалбливала латынь своим безмозглым ученикам, но до сих пор гордилась членством в обществе «Фи-Бета»[56]. И Гретель, восковая, как ангел с верхушки рождественской елки, с полусгнившими легкими и положительной реакцией Вассермана[57].

Фриц Риттер держал на Стейт-стрит бар под названием «Голландец». Лилли, его дочь, улыбнулась и прошептала куску розового мыла в форме цветка лотоса:

– А во мне, наверное, есть примесь шведской крови. Срединный путь[58].

Вот уже второй день никто не видел Эзру Гриндла. Его юристы, его шофер (он же телохранитель) и его начальник охраны, Мелвин Андерсон, терялись в догадках, куда пропал босс. Андерсон не знал, чем в последнее время занимался старикан, но, не желая нарываться на неприятности, не стал устраивать за ним слежку. Босс всегда был очень скрытным. Юристы подтвердили, что Гриндл не снимал денег со своих банковских счетов и никаких чеков не выписывал, однако проверял одну из своих депозитных ячеек. Неужели он ликвидировал свои ценные бумаги? И если да, то какие? Установить это было невозможно. Но где он сам? Он оставил одно-единственное сообщение: «Уезжаю по делам».

Юристы проверили завещание. Если бы он решил составить новое, то не обратился бы в другую фирму. По завещанию определенная сумма отходила каждому из его верных помощников, а остальное распределялось между теми колледжами, медицинскими фондами и домами призрения для незамужних матерей, над которыми он попечительствовал. Делать было нечего. Пришлось выжидать.

Промышленник сидел на чердаке церкви Вышнего Благовеста, в крошечной спальне, куда свет попадал только через оконце в крыше. Он снял очки и положил вставные челюсти в стакан с водой. Гриндл был одет в оранжевую рясу тибетского ламы. На бледно-зеленой стене спальни виднелось санскритское слово «ом», символ вечного стремления человека к слиянию со Вселенской душой.

Время от времени Гриндл послушно размышлял о высоких материях, но по большей части просто дремал в тишине и прохладе. Он грезил о студенческом кампусе, о ее губах, о первом поцелуе. Она хотела посмотреть, где он учится, и ночью он привел ее к зданию колледжа, подсвеченному и величественному. Потом они гуляли в парке Морнингсайд, и он снова ее поцеловал. Тогда она в первый раз позволила ему коснуться ее груди…