Он вспоминал все, до мельчайших подробностей. Медитация – настоящее волшебство. Ему вспомнилось то, о чем он давным-давно забыл. Только лицо Дорри стерлось из памяти, Он не мог его вернуть, хотя помнил узор на платье, которое она надела в тот день, на Кони-Айленде. А лица не помнил.
С болезненным удовольствием, будто касаясь ноющего зуба, он вспомнил тот вечер, когда она призналась ему, что случилось то, чего она так опасалась. Все произошло так быстро… Он помнил лихорадочные поиски врача. Помнил, как узнал, что экзамен назначен как раз на тот день, когда она должна была пойти на процедуру. И она пошла одна. А потом все вроде бы наладилось, только она была расстроенная и какая-то подавленная, но он решил не тревожиться попусту. У него была сумасшедшая неделя, экзамены один за другим. А следующим вечером ему сказали, что ее увезли в больницу. Он туда прибежал, его не пускали, но он все равно прорвался, а Дорри не захотела с ним разговаривать. Все эти воспоминания вращались у него в голове, как тибетская молитвенная мельница. Но вращение понемногу замедлялось. Оно совсем остановится, когда будет достигнуто слияние душ.
Голубизна за оконцем в крыше стала глубокой синевой. Преподобный Карлайл принес Гриндлу легкий ужин и дал очередное духовное наставление. С наступлением ночи раздался стук в дверь, вошел Карлайл, сжимая в ладонях свечу в подсвечнике рубинового стекла.
– Пройдемте в часовню.
Там Гриндл прежде не бывал. На широком диване высились груды шелковых подушек, а в нише стояла кушетка для медиума, накрытая черным бархатом. Темные драпировки покрывали стены, так что было непонятно, есть в комнате окна или нет.
Проповедник взял страждущего за руку, подвел к дивану и усадил на подушки.
– Отдохните в умиротворении.
Сознание Гриндла мутилось. За ужином он выпил жасминного чаю, который почему-то горчил. Голова кружилась, действительность отступила на второй план.
Медиум вставил свечу в канделябр у дальней стены; от трепещущего пламени тени сгустились, и в темноте жених не видел даже своих рук. У него все плыло перед глазами.
Карлайл нараспев вознес какую-то молитву, похоже, на санскрите, потом перешел на английский. Все это смутно напоминало венчальную службу, но Гриндл почему-то не понимал слов.
В нише медиум улегся на кушетку, и черные драпировки сомкнулись, как будто сами собой. Или их двигала одическая сила[59]
медиума?Началось ожидание.
Откуда-то издалека, за сотни миль отсюда, послышался шум ветра, будто хлопали огромные крылья. Шум смолк, а потом негромко зазвучали струны ситара.
Неожиданно из ниши раздался голос духа-наставника, Рамакришны, последнего святого Индии, величайшего из бхакти-йогов, проповедника любови Господней.
– Хари ом! Приветствую тебя, мой возлюбленный ученик. Приготовься к слиянию душ. На берегу бесконечных миров, невинный, как дитя, ты на миг сольешься с жизнью духа. Любовь проложила тебе путь, потому что всякая любовь есть любовь Господня. Ом!
Снова раздалась призрачная мелодия. За завесой ниши вспыхнул свет, из складок драпировки поползли струи лучезарного тумана, сияющим маревом зависнув над полом. Марево росло и ширилось, пока не хлынуло из ниши, будто пенящийся поток света, вздыбилось пульсирующей волной, ярко сверкнуло и тут же чуть померкло. Отовсюду слышался прерывистый гулкий стук, будто мерно билось сердце гиганта.
Сияющее марево постепенно обретало форму, дрожа и раскачиваясь, как кокон, из которого выбирается бабочка. В центре сияния сгустилось темное пятно. Кокон разорвался напополам, втянулся в нишу, и изумленному взору клиента предстала нагая дева, возлежащая на ложе света, склонив голову на согнутую в локте руку.
Гриндл упал на колени.
– Дорри… Дорри…
Она открыла глаза, села, а потом встала, целомудренно прикрываясь лучезарным туманным покровом. Старик, не поднимаясь с колен, вытянул руку и неуклюже пополз вперед. Лучезарный покров улетучился. Дева выпрямилась во весь рост; в трепещущем пламени свечи обнаженное тело сверкало белизной. Черные пряди волос скрывали лицо. Она обратила взор на Гриндла.
– Дорри… любимая… невеста моя…
Он обнял ее и подхватил на руки, изумленный полной материализацией гладкого, словно бы живого тела. Она казалась не потусторонней, а совсем земной.
Преподобный Карлайл, скрытый в нише, торопливо запихивал в подол занавесей ярды китайского шелка, выкрашенного светящейся краской. Взглянув в просвет между складками драпировок, он презрительно скривил губы. Господи, ну почему со стороны любовники всегда выглядят так похабно? Просто отвратительно!
Он видел это второй раз в жизни. Фу, гадость какая.
Жених и невеста словно оцепенели.
Молли должна была отстраниться и вернуться в нишу. Стэн повернул выключатель, и размеренный стук, постепенно усиливаясь, разнесся по комнате. Скомканное светящееся полотно Стэн отшвырнул за шторы.
Неподвижные фигуры на диване шевельнулись. Гриндл, прильнув к Молли, уткнулся лицом ей в грудь.
– Нет-нет, Дорри… радость моя… я тебя не отпущу! Я не могу! Забери меня с собой, Дорри… я не хочу жить без тебя…